И картины, картины, картины – они занимали все пространство стен, с пола до потолка.
Причем, как мельком оценила Саша, все это были известные мастера и подлинные шедевры.
– Жорж вас проводит в комнаты для гостей, хотя у нас тут никогда таковых не бывает. Чувствуйте себя как дома!
Вот уж как дома Саша себя здесь точно не чувствовала, но выбирать особо не приходилось.
Когда они оказались в гигантской спальне, посреди которой стояла древняя кровать с балдахином, Илья, сходив в ванную, произнес:
– Там ванна, похоже, из цельного куска черного гранита выдолблена и на позолоченных медвежьих лапах. Или, кто знает, золотых!
Рассматривая висящую на стене картину, Саша спросила:
– Вряд ли настоящие золотые выдержали бы, под тяжестью просели бы. А ведь это Робер Делоне?
Она имела в виду основоположника нового художественного стиля, так называемого орфизма: его манеру нельзя было спутать ни с какой другой.
Илья кивнул:
– Да, я тоже обратил внимание. Думаешь, это подлинники?
Саша усмехнулась:
– А вот кто знает – не исключено, что в коллекции мадам герцогини есть несколько подделок!
В дверь постучали, и гостеприимная хозяйка, не ожидая их ответа, вошла и сказала:
– Как дела у Ивана Ильича? Может, послать за врачом? Он тут недалеко, в двух километрах живет…
Недалеко – у мадам герцогини были свои представления о расстояниях.
Анна Ильинична склонилась над лежащим на кровати и дрыгающим руками и ногами голым мальчиком, и тот, явно узнав ее, стал радостно пускать пузыри.
А потом все же исхитрился прямо с кровати обдать мадам герцогиню янтарной струей с головы до ног.
– Ах, ничего страшного! Какой милый малыш!
И заплакала.
Саша бросилась к Анне Ильиничне с чем-то в руке, вдруг поняв, что это подгузник сына – ну да, загубили костюмчик.
– Мне так жаль, мы все вам компенсируем, если надо, мы купим новый…
Мадам герцогиня сквозь слезы усмехнулась:
– Думаете, я по этой тряпке плачу? Нет, по своему младшему братику, Ивану Ильичу! Если бы не я, то он, кто знает, был бы еще жив.
А затем, снова превращаясь в светскую львицу, произнесла:
– А теперь разрешите представить вас моему супругу, герцогу…
Потомок наполеоновского маршала оказался дряхлым, прикованным к инвалидной коляске, но весьма импозантным стариком, который, как сразу уяснила Саша, во всем слушался своей жены.
– Второй жены, – уточнила мадам герцогиня. – Первая подарила ему детей, вторая, то есть я, семейное счастье. Ну или разбила фамильную идиллию, это уже от точки зрения зависит.
Ужин прошел за гигантским, застеленным многометровой накрахмаленной скатертью столом, причем ели они с массивного серебра с фамильными гербами.
От этого Саше стало еще больше не по себе, как и от вышколенного дворецкого, который, беззвучно подавая блюда, скользил от гостей к хозяевам и наоборот.
Оказалось, что герцог де Вальми глух, но при этом не желает пользоваться слуховым аппаратом. Поэтому жене приходилось разговаривать с ним криком.
– Франсуа, какой у наших дорогих гостей чудный малыш!
– Дорогая, что ты говоришь? – переспрашивал супруг.
Анна Ильинична, улыбнувшись, сказала:
– Ах, вы думаете, что жизнь в глуши с инвалидом – сущая пытка? Но нет же, я так люблю своего Франсуа! Как жаль, что судьба не наградила нас таким малышом, как у вас…
Она так и прилипла к ребенку, а Саше подобная назойливость не нравилась. После ужина герцога в кресле укатили в его апартаменты, а Анна Ильинична, заметив, с какой жадностью Илья рассматривает картины, развешенные по стенам, произнесла:
– Ах, если честно, я в этом мало что понимаю, это все коллекция моего мужа и его предков. Когда муж был здоров, он был завсегдатаем аукционов. Я же сама к этому равнодушна. Но, думаю, Ренуара от Шагала отличить все же смогу. Кстати, у нас есть и тот и другой – не желаете ли увидеть?
Илья тотчас возжелал, Саша, заинтригованная этим сказочным дворцом, забитым сокровищами, тоже, а мадам герцогиня лукаво заявила:
– Но только если вы разрешите мне взять Ивана Ильича на руки!
Отказывать хозяйке шато было бы крайне грубо, поэтому Саша, косясь на то, как сын веселится, прильнув к Анне Ильиничне (на той был костюм от «Шанель» – но, конечно же, другой), следовала за ними и бросала взгляды по сторонам.
Вот Жорж Брак, вот Мари Лорансен, вот Андре Дерен, вот Фернан Леже. Еще один Брак и, несомненно, Генрих Кампендонк.