Подойдя к машине Джеймисон, Амос остановился и обернулся, глядя на особняк, но на самом деле не видя его.
— В чем дело? — спросила Алекс.
Декер ничего не ответил, потому что у него в голове стремительно мелькали кадры. Он просматривал их от начала до конца и от конца до начала. Наконец повернулся к Джеймисон.
— Браун сказала нам, что Дабни продавал секреты, — сказал он.
— Правильно. Чтобы покрыть свои игорные долги.
— Она не говорила, что это были его игорные долги.
Глава 24
Харпер Браун заняла место напротив Декера в том самом кафе, куда Уолтер Дабни зашел прямо перед тем, как убить Беркшир. Она была в черном костюме и блузке цвета морской волны. Небольшая выпуклость на талии обозначала, где у нее спрятан пистолет.
Амос был в потертых джинсах, мятой фланелевой рубашке и ветровке.
Окинув взглядом его одежду, Браун заметила:
— Я так понимаю, Бюро сделало для вас исключение в отношении дресс-кода.
— Богарт уже говорил вам: я не настоящий агент.
— Ваш звонок был весьма любопытным, — продолжала Харпер.
— Как, надеюсь, будут и ваши ответы. Итак, чьи это игорные долги?
— Как уже говорилось, я еще не решила, оставлять ли вас в деле, так что я не могу ответить на ваш вопрос.
— А как я уже говорил: не думаю, что в вашей власти принимать это решение.
— Вы забыли о том, что министр обороны может позвонить кому следует?
— Я это проверил, — сказал Декер. — Такого не случится. Вы сказали явную чушь, и вы это знали.
Браун откинулась назад.
— Обвиняя девушку в бесчестных поступках, вы не могли хотя бы заказать ей чашку кофе?
Встав, Амос сходил к стойке, взял чашку черного кофе и принес ее Харпер.
— Благодарю вас, — милым тоном произнесла та. Отпив глоток, улыбнулась. — Крепкий, горячий, и только кофе. Никогда не могла понять, зачем люди добавляют в чашку всякую дрянь.
Смерив ее взглядом, Декер отпил глоток из своей чашки.
— Когда я был полицейским в Огайо, я столкнулся с одной женщиной, которую вы сейчас мне напомнили.
— Она также работала в полиции?
— Нет, она была преступницей. Аферистка. Настоящий мастер своего дела.
— Вы мне льстите, Декер.
— Значит, я неправильно высказался.
— Я выросла в Алабаме у глубоко верующих родителей. Они привили мне понятия чести и правдивости.
— В Алабаме?
— Да.
— Значит, они страстные поклонники «Убить пересмешника»[14].
— Вы решили так из-за моего имени?
— Да, Харпер Ли. — Декер подался вперед всей своей тушей. — Разве вчера вечером вы не говорили, что в долгу передо мной? Если не хотите расплатиться, наслаждайтесь кофе, а я займусь своими делами.
Увидев, что Браун молчит, он начал вставать из-за стола.
— Просто придержите своих лошадей, — наконец сказала она, показывая жестом, чтобы он сел на место. Амос плюхнулся на стул, и она обвела взглядом кафе. — Это не самое подходящее место.
— В таком случае давайте прогуляемся. — Декер взглянул на ее чашку. — Как вы сами можете убедиться, кофе я вам принес. Просто на тот случай, если вы пришли в плохом настроении.
Когда они вышли на улицу, порыв ветра закрутил волосы Браун вокруг плеч. Ветер также распахнул полу ее пиджака, открывая кобуру с пистолетом. Увидев его, Декер сказал:
— «Беретта». Именно из такого Дабни убил Беркшир.
Харпер застегнула пиджак на все пуговицы.
— Значит, он шел этой дорогой?
— Вам же это прекрасно известно. Мы говорили об игорных долгах.
— Как вы узнали, что эти долги наделал не Уолтер Дабни?
— Ну, вы ни разу не сказали, что это его долги. И я решил отнестись к вашим словам буквально.
— На самом деле я всегда стараюсь говорить как можно более неопределенно.
— Прощайте, честь и правдивость! Значит, это была Натали?
— Почему вы так решили? — бросила на него взгляд Браун. — Вы ее уже видели?
— Можно и так сказать, хотя мы не обменялись ни словом — в первую очередь потому, что она находилась в алкогольном ступоре.
— Но почему вы решили, что именно у нее были проблемы с азартными играми?
— Ее сестры были опечалены смертью отца, но ни одна из них не напилась до невменяемого состояния. А Натали предстояло проделать самый долгий путь, она прибыла последней, из чего следует, что у нее было больше времени на то, чтобы свыкнуться с трагическим известием. Но сегодня утром она пьяна в стельку, в то время как ее сестры занимаются приготовлениями к похоронам, а мать внизу совершенно одна. Я понимаю, что все люди разные, и все-таки, при прочих равных условиях, это показалось мне странным. Кроме того, остальные сестры были возмущены случившимся. Они не могли в это поверить. Но Натали не показалась мне ни возмущенной, ни ошеломленной. И даже несмотря на то, что она была пьяной, в выражении ее лица — точнее, в ее глазах — присутствовало… чувство вины.