Хотя…
— Я построю наконец школу в поселке, — сказала я. — И отремонтирую дом престарелых. Там, знаете…
Как зовут этого психа ненормального?
— Там крыша течет, трубы лопаются…
Если у отца было столько денег, почему он ни разу не спросил, что нужно мне? Вообще ни разу? Где-то спустя месяц после того, как я стала совершеннолетней, он пару раз вывез меня «в свет», и если первая поездка была на чью-то пафосную свадьбу с клоунами и оркестром и оттуда я быстро сбежала, то вторая, какой-то благотворительный вечер… я в этом мерзком вечернем платье стоимостью в сотню деревенских зарплат чувствовала себя нагой.
Больше отца я не интересовала…
— Крыша… — передразнил мужчина. — Скажешь Игорю, это тот человек, который тебя привез, что там за школа и что за крыша. Сделаем, это говно вопрос. А остальное?
— А вам это зачем? — сама не понимая, откуда что взялось, я начинала смелеть. Мои деньги — мои решения, разве не для того меня сюда привезли? — Пристрою и остальное. В мире много добрых дел не сделано.
Черные очи мужчины помрачнели пуще прежнего. Он явно устал от моей бестолковости и был раздражен, что приходится иметь дело со мной, а не с братом.
— Девочка моя, — тихо и вкрадчиво произнес мужчина. — Тебе полгода до вступление в наследство, детка! За это время от этих денег, как и от всего дела, не останется ниху… ничего! Не то что на крышу, на одну дощечку для забора не хватит! А мне это затем, что я обещал твоему отцу помочь тебе и Андрею, если с ним что-то случится. А я человек своего слова, Маруся!
— Маша, — поправила я, немного успокоившись его пояснениям.
Друг папы, значит, не все так плохо. Он сказал, что они вместе служили, значит, ему не тридцать, а сорок два… Отец выглядел старше своих лет, а он — наоборот.
— Без разницы, — отмахнулся он.
— И что? — я смотрела на него исподлобья. — Я ведь, как вы уже поняли, не смогу их сохранить в любом случае. У меня ни образования, ни опыта нет. Я ничего не понимаю в бизнесе папы. Поэтому: можно я их заберу… переведу на счет монастыря? Настоятельница распорядится ими с умом, я знаю.
Около минуты мужчина сверлил меня взглядом, изредка тяжело вздыхая так, что черная рубашка под пиджаком на его груди натягивалась, очерчивая мощный торс. Спортсмен, что ли, в самом деле?
— Я верю, знаю, что в монастыре распорядятся деньгами как надо, Маруся, но забудь про монастырь и про ту жизнь, которая у тебя была. Забудь, — убедительно произнес он. — Все, что оставил тебе твой отец, как я сказал, это люди. Много разных людей, и перед ними ты, Маруся, теперь в ответе. Сама ты не справишься, Сашка и это предусмотрел, поэтому мы с тобой распишемся, — негромко сказал он. — Месяца у нас нет, провернем все быстрее.
Распишемся? Я заерзала, пытаясь сползти с кресла и встать на ноги. Он предлагает мне что — брак? Мои мысли заметались по извилинам, словно вспугнутые мыши.
— Я не… — пискнула я. Как брак, брак вообще не входил в мои планы!
— Я тебя не спрашиваю, я озвучиваю тебе решение, — резко пресек мою попытку возразить мужчина. — Чтобы ты не пугалась, все твое так и останется твоим. Это наследство. Даже если ты выйдешь замуж сейчас, а в наследство формально вступишь позже, это закон, и его никак не обойти обойти никому. Или как — ты сама готова руководить? Завтра же явиться на собрание акционеров? Показать им, кто тут хозяйка? Не готова? Ну вот и сиди. Брак фиктивный, — добавил он мягче. — Но не трепись, об этом ни одна тварь узнать не должна. Поняла? Для всех — ты сама мне в постель прыгнула.
— Да я бы ни за что…
— Да насрать, — перебил он меня. — Это оговорено было с твоим отцом. Андрея я мог бы усыновить, пока он был несовершеннолетним. Запомни, Маруся, и обдумай на досуге: тебя в этом мире даже не станут есть. Тебя раздавят просто и все, как таракана. А наследники после тебя есть?
Я заторможенно, словно во сне, покачала головой. Вопреки тому, что внутри меня сейчас все переворачивалось, отчаянно сопротивляясь, отказываясь верить в происходящее, снаружи я была словно застывшая статуя. Только намокающие глаза выдавали мое состояние. Но слезы пришлось проглотить.
— Нет? Ну тогда совсем дело плохо. Все, сейчас тебя отвезут, завтра у тебя день все обдумать, послезавтра постараюсь успеть — и свадьба.
«Свадьба», «брак», «фиктивно» — все это на повторе пульсировало в ушах, однако я умудрилась услышать спасительное «У тебя есть время подумать».
Зацепившись за эту мысль, я наконец-то слезла с кресла и стояла, упрямо смотря в синий пол. Здесь тоже был мягкий ковер. На нем, наверное, не видно даже следов крови — я поспешила с наивными выводами, что сейчас все цивилизованно. Меня как в средние века собственный отец вручил этому зверю. Спящему пока еще зверю, не хочу знать, что случится, если его раздразнить.