Маленькая Джой с легким сердцем откинулась на спинку кресла. Конечно, все будет в порядке, раз он здесь!
4
Она не чувствовала, как самолет, накренясь, словно парус лодки от шквального ветра, пробивался сквозь серые облака.
Сквозь сон она слышала, как Рекс что-то говорил, но не смогла проснуться. Ей казалось, что потоки света медленно поднимаются, раскачиваются и летают вокруг нее, как чайки вокруг мачты корабля. Свет ускользал, исчезал. (Рекс кружил в поисках трех сигнальных огней.) Он заговорил с ней снова, включал и выключал свет, но она не реагировала.
Вдруг Джой ощутила, что ее тело стало легче; самолет резко терял высоту. Как непохоже это было на движение любой передвигающейся по земле машины!
— Сейчас, — сказал Рекс, и арфа зазвучала в другой тональности. Лицо Джой овеял легкий ветерок.
Спящая, сонная! Ее ресницы, казалось, прилипли к щекам. Она не была уверена, что видит рубиновые сигнальные огни наяву. Вдруг запахло терпкими травами Прованса, и Джой ощутила легкую вибрацию. Музыка арфы и стремительно набегавшая земля постепенно замерли…
— Вот мы и дома, — раздался голос Рекса не по телефону, а уже рядом с ней.
Не совсем проснувшаяся девушка скорее почувствовала, чем поняла, что самолет приземлился. Рекс поставил ногу на крыло, открыл дверцу кабины, снял шлем и помог Джой выйти. И она ощутила его надежную и сильную руку.
Он сказала
— Сейчас не время для бесед, верно? Поговорим обо всем завтра… А теперь горячего молока и спать.
5
И буквально через мгновение после этого, как показалось Джой, ее спина ощутила знакомую мягкость и уютность больших подушек мадам Жанны, она погрузилась в глубокий сон.
Глава двадцать шестая
БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Звезда лишь знает тайные пути,
Чтобы к источнику любви прийти,
Журчащему так далеко внизу у моря.
1
Девять часов спустя, полдень! И вновь неистовые водопады солнца низвергались на залив, на полоску пляжа у «Монплезира». Все было ослепительно голубым и ослепительно золотым, как всегда. Берег пестрел всеми цветами радуги: палатки, столики под тентами, коричневые от загара тела, купальные костюмы.
Здесь были пляжные наряды на любой вкус: двухцветные, полосатые, разноцветные, с поясами, с глубокими вырезами — парижские тщательно продуманные модели, все виды платков, шапочек, туфель, чулок, подвязок, пестрых букетиков цветов, которые целиком поглощали внимание, не давая возможности заметить фундаментальные недостатки фигуры, и австрийский несокрушимый минимум, позволяющий продемонстрировать естественные достоинства, — все было здесь представлено. Ежедневно в одно и то же время приходили продавцы воздушных шаров, сигарет, русских сладостей. Все те же группы спортсменов делали все те же упражнения. Все так же оживляли пляжную жизнь маленькие дети, более здоровые, более очаровательные и более серьезные, чем взрослые. Те же самые компании молодых людей, куда более тщеславных, чем любые женщины, и стайки девушек, куда более шумных, чем любые парни. Все национальности, народности, расы.
Короче говоря, все та же нескончаемая суета и толкучка.
Всего лишь один ярд мерцающего как слюда песка отделял эту пляжную суету от ленивой, не подверженной действию приливов и отливов зыби, где теплое Средиземное море касалось белыми пенными губами своего берега. А дальше на целые ярды даже воду трудно было разглядеть из-за несметного количества качающихся голов (в шапочках и без них, от рыжих англосаксов до иссиня-черных аргентинцев), из-за плывущих тел, из-за множества рук, шлепающих по воде, бросающих цветные мячи. А еще дальше в заливе группы пловцов сталкивали друг друга с качающихся плотов.
Как мало свободного места на этом побережье, излучающем радость! В сущности, только одно — на самом верху вышки для прыжков в воду. Именно здесь виднелась сейчас одинокая фигура нимфы. Она темным контуром вырисовывалась на фоне пылающего неба.
Снизу донесся призывный голос:
— Джой! Подожди меня.