Светер промолчал.
− Я протопил во всех комнатах, как вы велели, сэр, − сказал Красс после паузы. − Вы, наверно, заметили: во всем доме хорошо и сухо, сэр. Единственное место, где сыровато, − это кухня, кладовая и другие комнаты на первом этаже, сэр. Но это почти всегда бывает так, сэр, если первый этаж полуподвальный, сэр. Это, конечно, не имеет такого уж большого значения, сэр, там ведь бывают только слуги, сэр. А к лету и в этих помещениях будет все в порядке, сэр.
Слушая, с каким презрением он говорил о слугах, никто бы не подумал, что родная дочь Красса − служанка.
− О, да, это несомненно, − произнес Светер, направляясь к парадному входу. − Всего хорошего!
− Всего вам хорошего, сэр, − сказал Красс, ступая за ним по пятам. − Надеюсь, вы останетесь довольны, сэр. Все сделано как следует, сэр.
− Да, да. По-моему, все выглядит вполне прилично, действительно, вполне прилично. Я очень доволен, − любезно заметил Светер. − Всего хорошего.
− Всего хорошего, сэр, − с вымученной улыбкой ответил десятник.
Когда он отбыл, Красс сел на нижнюю ступеньку лестницы. Он был угнетен крушением своих надежд. Он пытался успокоить себя мыслью, что не все еще потеряно, что он должен еще раз прийти сюда − в понедельник и вторник навешивать жалюзи. Тем не менее его мучило предчувствие, что денег он не получит. Если бы Светер намеревался ему что-нибудь дать, он бы сделал это сегодня, да и вообще едва ли он увидит Светера в понедельник или вторник, так как последний обычно не наведывается в начале недели на место работ. Однако Красс решил надеяться на лучшее и, взяв себя в руки, вернулся на кухню, где обнаружил Слайма и Сокинза, ожидавших его. О своих надеждах получить «на чай» он не говорил ни тому, ни другому, но они и так знали, что он на это рассчитывал, и оба ожидали свою долю. Когда он вошел, они внимательно на него посмотрели.
− Сколько он тебе отвалил? − без обиняков начал Сокинз.
− Отвалил? − ответил Красс. − Ни шиша!
Слайм ехидно и недоверчиво рассмеялся, но Сокинз не собирался так просто отступиться. Он заявил, что все время наблюдал за Крассом и хозяином и что последний, входя в столовую, засунул руку в карман жилетки, а Красс шел за ним по пятам. Крассу понадобилось немало времени, чтобы убедить своих товарищей по работе, что он не лжет. В конце концов ему это удалось, и все трое сошлись на том, что старик Светер гнусная свинья. Как жаль, что отмирают старые добрые традиции.
− И ведь правда, было же время, − сказал Красс, − всего несколько лет назад, окрасишь в доме у джентльмена одну-две комнаты, и тут же тебе шиллинг или два в честь окончания работы.
К половине первого все было закончено, и, нагрузив на тележку инструменты, оставшиеся материалы и грязные банки, они все вместе направились к мастерским, чтобы разложить все по местам и идти за деньгами. Сокинз взял рукоятку тележки, Слайм и Красс пошли с одной стороны, Оуэн и Берт с другой. Тележку не надо было толкать, потому что дорога почти все время круто шла под гору. Наоборот, им приходилось удерживать тележку, которая катилась так быстро, что Берт еле поспевал за остальными и, чтобы не отстать, часто переходил на бег. А Красс, который был мужчина толстый и к тому же переполненный пивом, не говоря уже о том, что он не привык к такого рода физическим усилиям, весь в поту от усталости вскоре попросил остальных придержать тележку и не спешить: до часа времени еще хватает.
Глава 27
ИДУТ «ХОЗЯЕВА ИМПЕРИИ»
День для этого времени года был необычно хорош, и, когда они шли по Большой аллее, устремленной прямо на юг, им стало жарко. Аллею заполняла толпа богато одетых и сверкающих драгоценностями бездельников, многие из которых, судя по их виду, крепко выпили и плотно закусили. Некоторые женщины пытались скрыть разрушительные следы порока и беспутства на своих лицах под слоем пудры и румян. Среди этой толпы попадались на диво откормленные субъекты в длинных черных пальто из лучшего сукна и широкополых мягких фетровых шляпах. У большинства на белых холеных пальцах красовались золотые кольца, а ноги облегали мягкие лайковые туфли. Все эти люди принадлежали к огромной армии мошенников, и, пользуясь невежеством и простотой своих соотечественников, жили припеваючи, но в то же время изображали из себя «верных слуг» и «последователей» скромного плотника из Назарета − мужа скорби, которому, как известно, негде было приклонить голову.
Ни один из этих облаченных в черное сукно ревнителей веры даже близко не подходил к стоявшим тут и там посреди улицы группам безработных плотников, каменщиков, штукатуров и маляров, бедно и плохо одетых, с бледными от недоедания лицами. Многие из этих последних были знакомы с нашими приятелями и здоровались с ними, когда те проходили мимо, а временами кое-кто даже подходил к ним и, пристроившись, шел рядом, расспрашивая, не слышно ли чего-нибудь насчет новой работы у Раштона.