Затем явились Нелли, Рози и Томми Ньюмены. Вид у них был гораздо менее роскошный, чем у Линденов. Их мать не была такой мастерицей − она не умела шить новые платья из старья. На Нелли была блузка с какой-то взрослой женщины, а вместо пальто старомодный жакет из толстой ткани с большими перламутровыми пуговицами. Жакет этот тоже носила раньше взрослая женщина, наверное, высокая, с широкими плечами и низкой талией, вполне естественно, на Нелли он сидел отнюдь не лучшим образом. Талия жакета приходилась ниже бедер.
Томми был наряжен в латаные-перелатаные остатки когда-то хорошего костюмчика. Этот костюмчик был куплен прошлым летом в лавке подержанных вещей и в течение многих месяцев служил ему выходным костюмом, но теперь был уже слишком мал.
Маленькая Рози, которой только что исполнилось три года, была одета гораздо лучше старших брата и сестры, на ней было миленькое красное платьице, и сидело оно прекрасно; действительно, как заметила дама из благотворительного общества, принесшая его, платье выглядело так, словно специально на нее сшито.
− Любоваться тут особенно нечем, − заметила Нелли по поводу своего большого жакета, − зато, когда идет дождь, все мы ему очень рады.
Жакет был так велик, что, если Нелли вытаскивала из рукавов руки и набрасывала его на плечи, как плащ или шаль, она могла прикрыть им сразу всех троих.
Ботинки Томми так развалились, что чулки совершенно промокли. Нора заставила его снять их и надеть старые ботинки Фрэнки, а эти поставила сушить у огня.
Филпот с двумя большими бумажными пакетами, наполненными апельсинами и орехами, явился как раз в тот момент, когда все сели пить чай, или, вернее, какао, так как все дети, за исключением Берта, предпочли именно этот напиток. Берту тоже хотелось какао, но, когда он услышал, что взрослые намерены пить чай, он решил, что более достойно мужчины последовать их примеру. Вопрос о том, что пить: чай или какао, вызвал бурное веселье детей, непрестанно спрашивавших друг друга, что они больше любят: «чай с чаем» или «чай с какао». Этот вопрос казался им таким смешным, что они повторяли его снова и снова, захлебываясь от смеха, до тех пор пока Томми не поперхнулся куском пирога, так что лицо у него посинело. Филпоту пришлось поставить его вверх ногами и стукнуть по спине, чтобы спасти от удушья. Это событие несколько утихомирило остальных, и все же стоило им посмотреть друг на друга, как они вновь начинали хохотать − очень уж смешной казалась им эта шутка.
Когда все они напились «чаем с какао» и наелись до отвала хлебом с вареньем и пирогом, Элси Линден и Нелли Ньюмен помогли убрать со стола чашки и блюдца, Оуэн зажег на елке свечи и начал раздавать детям игрушки, а затем Филпот вытащил из конфетной коробки смешную маску и затеял веселую игру, притворяясь страшным диким зверем, которого он называл Пандрокулус, − ползал на четвереньках, вращал выпученными глазами и, рыча, возвещал, что ему нужен маленький мальчик или девочка, чтобы тут же съесть их на ужин.
У него был такой страшный вид, что, хотя дети знали, что это всего лишь шутка, они пугались и убегали от него с визгом и смехом, прячась позади Оуэна или Норы; и все-таки, как только Филпот прекращал игру, они упрашивали его поиграть еще немножко, и он изображал Пандрокулуса до тех пор, пока усталость окончательно его не одолела.
Потом все уселись вокруг стола и принялись играть в карты. Игра называлась «снап», но никто не обращал особого внимания на правила, казалось, каждый полагал, что его главная задача заключается в том, чтобы производить как можно больше шума. Потом Филпот предложил другую игру, «Разори своего соседа», и выиграл множество раз, пока дети наконец не обнаружили, что он прятал у себя в кармане валетов, и всей компанией набросились на него, обвиняя в жульничестве. Он мог бы серьезно пострадать, если бы не Берт, который их отвлек, встав на стул и объявив, что собирается предложить их вниманию «Всемирно известную панораму Берта Уайта», ранее показанную благородной публике и коронованным особам Европы, Англии, Ирландии и Шотландии, включая Северную Америку и Уэллс.
Его последние слова были встречены громкими криками одобрения. Ящик водрузили на стол, отодвинутый в конец комнаты, а напротив в два ряда поставили стулья.
Панорама представляла собой картонную раскрашенную раму, приклеенную к передней части деревянного ящика в три фута ширины, два фута и шесть дюймов высоты и около фута глубины. Она состояла из множества картинок, вырезанных из иллюстрированных еженедельников и склеенных в длинную ленту. Берт разрисовал эти картинки акварельными красками.