В среду секретарь Благотворительного общества посетил дом Линдена, а в пятницу Джек получил письмо, в котором его извещали, что комитет рассмотрел его просьбу и пришел к выводу, что случай их «безнадежный», и поэтому они не в состоянии им заниматься и предлагают ему обратиться в Опекунский совет. Вот этого-то Линден до сих пор старался избежать, но сейчас он зашел в тупик. Они уже больше месяца не платят за квартиру, и в довершение ко всему его зрение так ухудшилось, что, даже если бы ему и предложили вдруг работу, весьма сомнительно, что он сумел бы справиться с ней. Подавленный отчаянием и мучась от унижения, Линден проглотил остатки своей гордости и как побитая собака поплелся к попечителю, ведающему помощью беднякам. Тот представил его Опекунскому совету, где сочли, что в их случае не следует оказывать денежную помощь семье, и порешили отправить Линдена и его жену в работный дом, а Мэри выдавать три шиллинга в неделю, чтобы она на эти деньги содержала себя и двух своих детей. Что касается сыновей Линдена, члены Опекунского совета выразили намерение заставить их вносить кое-какие суммы на содержание родителей.
Мэри проводила стариков до ворот их будущего местожительства и, вернувшись домой, обнаружила письмо, адресованное Дж. Линдену. Письмо было написано управляющим их домовладельца и содержало уведомление, что они должны выехать из дома до конца будущей недели. О задолженности за пять недель там ничего не было сказано. Возможно, мистер Светер решил, что, получив уже от Линдена шестьсот фунтов квартирной платы, он может позволить себе простить им эти пять недель, а может, он подумал, что деньги ведь с них не получишь все равно. Как бы там ни было, но в письме не упоминалось о долге − там содержалось лишь распоряжение очистить дом, адресованное Линдену, но теперь имеющее отношение только к Мэри.
Было около половины четвертого, когда она вернулась домой и нашла это письмо на полу у входа. От усталости и голода у нее кружилась голова − весь день во рту у нее не было ни крошки, только чашка чая и тоненький ломтик хлеба. Она питалась таким образом уже несколько недель. Дети были в школе, и дом, в котором почти уже не осталось ни мебели, ни дорожек, ни линолеума на полу, выглядел пустынным и холодным, как могила. На кухонном столе стояло несколько треснутых чашек и блюдец, валялся сломанный нож, несколько алюминиевых чайных ложек, кусок хлеба, маленькая миска, несколько сковородок и коричневый фаянсовый чайник с отломанным носиком. Рядом со столом стояли два поломанных кухонных стула, у одного из них была сломана спинка, а у второго вообще отсутствовало сиденье. Стены голые, и их наготу еще более подчеркивал цветной календарь и несколько бумажных картинок, повешенных детьми. Рядом с камином стояла плетеная качалка, на которой обычно сидела свекровь. В камине не было огня, и холодная решетка выглядела страшно грязной от накопившейся золы − в последнее время у Мэри было столько забот, что не оставалось ни времени, ни желания заниматься домашним хозяйством. Пол с валяющимися на нем обрывками бумаги весь затоптан, в одном углу лежит охапка прутьев и сухих веток, которые Чарли где-то нашел и принес в дом топить камин.
Такой же беспорядок царил во всем доме. Все двери настежь, так что, стоя на кухне, Мэри могла видеть постель, на которой спала вместе с Элси, и ворох рваного тряпья на ней. В гостиной ничего, кроме всякой чепухи, принадлежавшей Чарли − его «вещей», как он их называл, − кусочки дерева, веревочки, колесо от детской коляски, волчок, железный обруч и все в таком же духе. Через другую дверь видна была полуразвалившаяся кровать, на которой спали старики, а на ней такой же ворох рванья, как и на ее постели. Матрас разорван, из него лезут клочья и валяются на полу.
Она стояла так с письмом в руках, усталая и измученная, среди всего этого разорения, и ей казалось, что весь мир разваливается на куски и рушится вокруг нее.
Глава 34
НАЧАЛО КОНЦА
В течение января и февраля Оуэн, Красс, Слайм и Сокинз продолжали время от времени работать у «Раштона и К0», хотя теперь, даже когда дело им и находилось, они работали всего по шесть часов в день и заканчивали в четыре с часовым перерывом на обед. Они полностью покончили с отделкой дома и выкрасили фасад. Когда все это было сделано и работы больше не оказалось, все они остались без работы, кроме Сокинза, которого хозяин продолжал держать, так как платить ему приходилось немного, зато удобно, что он всегда под рукой и готов делать всякую случайную работу − чинить водосточные трубы, ремонтировать крышу, если протечет, делать простейшую малярную работу, побелку. Кроме того, он был полезен как подручный трех водопроводчиков, которых нанял теперь Раштон, поскольку январь принес с собой холодную погоду и у водопроводчиков было много дела. За исключением водопроводных, все остальные работы прекратились.