Выяснилось, что покойный был штукатур, что он пришел пешком из Лондона в надежде найти какую-нибудь работу. Когда полисмен его обнаружил, у него не было ни единой монетки, только несколько залоговых квитанций в карманах да письмо от жены, которое нашли уже после того, как он умер, так как он носил его во внутреннем кармане жилета. За несколько дней до регистрации этой смерти перед магистратом предстал человек, обвиненный в краже турнепса. Бедняга сказал, что сделал это, потому что был голоден, но олдермены Светер и Гриндер объяснили ему, что голод не является извинением бесчестного поступка, и приговорили к штрафу в семь шиллингов, а также уплате судебных издержек или к семи дням тюрьмы с использованием на тяжелых работах. Так как у обвиняемого не было ни друзей, ни денег, он отправился в тюрьму, где в конце концов ему оказалось лучше, чем большинству оставшихся на свободе, у которых не хватило мужества что-нибудь украсть и облегчить свои страдания.
С течением времени длительное недоедание стало сказываться на Оуэне и его семье. Он надрывно кашлял, глаза его глубоко запали и приобрели характерный блеск, а лицо бывало то мертвенно бледным, то вспыхивало ярким румянцем.
Да и по виду Фрэнки стало заметно, что ему частенько приходится уходить в школу без молока и овсяной каши, − он стал бледен, худ, и, когда мать расчесывала его длинные волосы, они выпадали целыми прядями. Это очень огорчало мальчика, − с тех пор как он услышал в школе библейскую легенду о Самсоне, Фрэнки перестал просить, чтобы ему остригали волосы, он боялся, что из-за этого лишится силы. Обычно он устраивал себе испытание, которое сам же изобрел, и всегда бывал очень доволен, обнаружив, что, несмотря на отсутствие овсяной каши, все еще может поднимать утюг положенное количество раз. Но через некоторое время оказалось, что ему становится все труднее выполнять это упражнение, и он прекратил испытания, решив, что подождет, пока у отца появится больше работы и он опять будет получать свою овсянку и молоко. Мальчику жаль было прекращать свои упражнения, но он ни слова не сказал родителям, чтобы их не огорчать.
Норе иногда удавалось получить кое-какую швейную работу. Однажды пришла женщина с маленьким сыном и принесла с собой целый узел всяких вещей, принадлежавших ей и ее мужу − старое пальто, несколько пиджаков, − все эти вещи или давно уже вышли из моды, или были слишком изношены, однако их все же можно было перелицевать и перешить для мальчика.
Нора взялась за эту работу и в течение недели занималась ею по нескольку часов в день. Она заработала всего четыре шиллинга, тем не менее женщина решила, что это слишком дорого, и больше ничего не приносила.
В другой раз миссис Истон устроила ей временную работу в меблированных комнатах, где работала сама. Там заболела служанка, и на несколько дней потребовалась помощь. Платили за это два шиллинга в день и, кроме того, давали обед. Оуэну не хотелось, чтобы Нора туда ходила, − боялся, что ей будет трудно, но в конце концов согласился. В обязанности Норы входило прибирать спальни, весь день ей приходилось бегать вверх и вниз по лестнице с тяжелыми мусорными корзинами и ведрами воды, и к вечеру второго дня ее скрутила такая страшная боль, что она едва доплелась до дома и несколько дней пролежала в постели − началось обострение ее старой болезни, причинявшей бедной женщине немыслимые страдания каждый раз, когда она пыталась встать.
Оуэн совершенно растерялся, он был в отчаянии от своего бессилия; в те дни, когда он не был занят у Раштона, он отправлялся бродить по городу в поисках работы, но обычно безуспешно. Он сделал несколько образцов рекламных карточек и этикеток для витрин в надежде получить кое-какие заказы на работу такого рода в городских магазинах, но потерпел неудачу. У хозяев магазинов обычно были свои постоянные шрифтовики, им и отдавали всю работу. Он получил несколько пустяковых заказов, но платили за них так мало, что вряд ли стоило браться за это дело. Каждый раз, заходя в лавку попросить работу, он чувствовал себя преступником, ясно понимая, что, по существу, говорит хозяевам: «Отнимите работу у кого-нибудь другого и отдайте ее мне». Это так мучило его, что он разговаривал смущенно, а если вспомнить, что одет он был весьма неважно, то понятно, что все это производило малоблагоприятное впечатление на тех, к кому он обращался, и говорили с ним обычно столь же вежливо, как с попрошайкой. После целого дня бесплодных скитаний он возвращался домой, пошатываясь от голода и усталости.