Большинство квалифицированных рабочих пока воздерживалось от участия в таких шествиях, но их изможденные лица невольно свидетельствовали об их страданиях. Хотя нужда безраздельно царила в их разоренных домах, где часто не было ни еды, ни огня, ни света, они все еще были слишком «горды» для того, чтобы демонстрировать свою нищету друг перед другом и перед всем миром. Они предпочитали тайком продавать или закладывать одежду и мебель и жили впроголодь на эти деньги и в кредит, но не хотели быть попрошайками. Многие из них даже разделяли чувства тех, кто писал в газеты, и со странным отсутствием классовой солидарности обвиняли участников этих процессий. Они говорили, что именно из-за этого «лучшие люди» покидают город, это вредно городу, это увеличивает нищету и безработицу. Впрочем, кое-кто из них принимал помощь, правда, в другом виде − представители благотворительных обществ распределяли в своих районах талончики на уголь и провизию. Нельзя сказать, что эта благотворительность чем-нибудь отличалась от подаяния − визиты эти всегда сопровождались множеством разговоров и советов, было много цитат из Священного писания и очень мало съестного. И даже эти блага доставались обычно тем, кто меньше других их заслуживал, ибо благотворительность изливалась главным образом на тех, кто лицемерно притворялся религиозным, − чем больше лицемерия, тем больше угля и еды. Эти «благотворители» приходили в разоренные дома бедняков и говорили, в сущности, следующее: «Забудьте о всяком самоуважении, раболепствуйте и унижайтесь, ходите почаще в церковь, кланяйтесь и пресмыкайтесь перед нами, а взамен мы дадим вам талончик, с которым вы от правитесь в лавку и получите на шиллинг провизии. А если вы будете очень уж раболепны и покорны, мы можем дать вам такой же талончик и на следующей неделе».
Денег они никогда не давали. Система талончиков служила трем целям. Она не позволяла бесчестить дело благотворительности и тратить деньги на выпивку. Она способствовала прославлению дающих, и, наконец, она давала возможность лавочнику, который обычно был членом церковной общины, освободиться от залежавшихся или попорченных товаров.
Когда дамы-благотворительницы приходили в дом к рабочему и видели, что в доме этом чисто, стоит приличная мебель, дети умыты и опрятны, они тут же делали вывод, что здесь не нужно оказывать помощь. Возможно, этим детям было нечего есть, возможно, что они ходили бы в отрепьях, если бы их мать не трудилась как каторжная, стирая и штопая им одежду. Тем не менее дамы-благотворительницы не оказывали в этом доме помощи, они помогали только там, где царили абсолютная нищета и разорение, и то лишь в том случае, когда перед ними пресмыкались и холуйствовали.
Помимо этих дам-благотворительниц, местные богачи и власти пытались или, скорее, делали вид, что пытаются вести борьбу с проблемой нищеты и другими способами. Так страницы местных газет изобиловали письмами всевозможных чудаков, предлагавших различные средства спасения. Один из этих типов, чье состояние заключалось в акциях пивоваренных заводов, объяснял растущую нищету пьянством и расточительностью низших слоев общества. Другой объявлял, что это гнев господень, вызванный ростом обрядности и того, что он именовал «чувственностью в религии». Он предлагал установить день всеобщего покаяния и молитвы. Многие состоятельные люди пришли к выводу, что это замечательное предложение, и принялись претворять его в жизнь. Они молились в то время, как безработные и их маленькие дети постились.
Если бы люди не были так подавлены разразившейся в стране трагедией нищеты и всевозможных бедствий, они, вероятно, посмеялись бы над смехотворными и нелепыми мерами, принимаемыми для борьбы с этими бедствиями. Несколько церквей устраивали так называемые дешевые распродажи. Они рассылали объявления вроде следующего:
ДЕШЕВАЯ РАСПРОДАЖА в пользу безработных
Если у вас имеются какие-либо вещи, которые вам больше не нужны, мы будем благодарны вам за них, и, если вы любезно заполните предлагаемую форму и пришлете ее нам, мы приедем к вам и заберем эти вещи.
В день распродажи зал в здании приходского совета превращался в нечто вроде лавки старьевщика, полной всякой дряни, среди которой, улыбаясь, расхаживали священник и дамы-благотворительницы. Вещи продавались за гроши, и местные старьевщики собирали здесь богатый урожай. Вырученные деньги распределялись в порядке благотворительности, и кончалось обычно тем, что гора рожала мышь.