Ньюмену не удалось разбогатеть на бананах − ему редко удавалось заработать больше двух шиллингов в день − и он был страшно рад, когда однажды вечером Филпот зашел к нему и сказал, что есть надежда получить работу у Раштона. На следующее же утро Ньюмен явился в контору, захватив с собой фартук, блузу и ящик с инструментами, готовый приступить к работе. Он явился в четверть шестого и дожидался у ворот прихода Хантера. Тот был втайне очень рад Ньюмену, поскольку была спешная работа, а рабочих не хватало. Само собой разумеется, своей радости он никак не проявил, зато помедлил, давая Ньюмену возможность произнести традиционную фразу:
− Нет ли какой-нибудь работы, сэр?
− Ваша работа здесь у нас в последний раз не очень-то нас устроила, − сказал Скряга. − Однако я готов дать вам возможность попробовать еще разок. Но если хотите удержаться на работе, вам придется пошевеливаться.
К концу месяца все стало налаживаться. Погода стала лучше, дожди кончились. Почти у всех была работа. Фирма Раштона была настолько обеспечена заказами, что они вернули на работу нескольких старых рабочих, которых уволили в прежние годы под предлогом того, что те слишком медленно работали.
Благодаря влиянию Красса Истон приобрел теперь статус постоянного рабочего фирмы. В последнее время он вернулся к своей привычке проводить вечера у «Крикетистов». Вероятно, даже и без дружбы с Крассом он все равно бы продолжал посещать эту пивную, ибо дома дела шли плохо. Неизвестно почему они вечно ссорились с Рут, и не всегда по его вине. Иногда, по дороге с работы домой, он решал быть к ней добрым и предлагал ей после чая пойти всем вместе с ребенком погулять. Раз или два она соглашалась, но они успевали поссориться еще по дороге. Теперь он не пытался наладить с ней отношения и каждый вечер сразу же после чая уходил.
Мэри Линден все еще жила вместе с ними и не могла не ощущать, что в семье этой нет счастья: она часто замечала, что глаза у Рут красные и опухшие, как после слез, деликатно вызывала ее на откровенность, но безуспешно. Однажды, когда Мэри пыталась дать ей какой-то совет, Рут разрыдалась, но так и не сказала, в чем причина, − у нее болит голова, утверждала она, плохо себя чувствует, ничего больше.
Иногда Истон проводил время в пивной, но часто уходил на огороды, где у Харлоу был участок земли. Харлоу обычно вставал в четыре утра и до работы часок трудился на своем участке, а каждый вечер, выпив чаю, опять отправлялся туда и работал дотемна. Иногда он не заходил домой, а шел прямо на участок, и дети относили ему туда чай в бутылке и ужин в маленькой корзиночке. У него было четверо детей, и все они были еще слишком малы, чтобы работать, и, само собой разумеется, ему нелегко приходилось. Он не был трезвенником, но, как он часто говаривал, «трактирщики на его деньги не растолстеют». Бывало, он по нескольку недель не прикасался к спиртному, если не считать стакана или двух пива в воскресенье за обедом, но пиво стоило не дороже чая или кофе, так что лишним расходом здесь и не пахло.
На его счастье, его жена была хорошей портнихой, в скромности и прилежании не уступала ему; с утра до вечера она гнула спину за шитьем и при этом умудрялась поддерживать дом и следить, чтобы дети были чистыми и прилично одетыми. Хотя далеко не всегда они были сыты, но выглядели всегда так пристойно, что ни одна из дам-благотворительниц никогда не рассматривала их семью как нуждающуюся в помощи.
Харлоу платил пятнадцать шиллингов в год за свой участок земли, и, хотя вкладывал в нее немалый труд, она приносила ему и радость, и кое-какой доход. Обычно за цветы Харлоу выручал несколько шиллингов, да и картошки и овощей им хватало почти на весь год.
Иногда на участок приходил Истон и помогал Харлоу копаться в земле, но, проводил ли он вечер там или в пивной, все равно домой он возвращался около половины девятого и сразу ложился спать, не обменявшись ни словом с женой, которая, со своей стороны, редко к нему обращалась, разве только спрашивала о чем-нибудь необходимом или отвечала на его вопрос. Истон думал сперва, что это происходит из-за той их давней ссоры в пивной, но, когда он несколько раз извинился перед ней, прося простить его и забыть это дело, Рут всегда отвечала, что все в порядке и просить прощения не за что. Потом он решил, что все это из-за их бедности, из-за того, что прошлой зимой они вынуждены были продать дом и почти всю мебель. Но когда он заговаривал о том, чтобы что-нибудь купить и попытаться создать хоть какой-то уют в доме, Рут не проявляла никакого интереса − в доме достаточно чисто и так, устроены они вполне хорошо, говорила она безучастно.