«Мистеру Харлоу, эсквайру Королевское кафе Макароны до востребования
Мистер Харлоу,
Уважаемый сэр, не будете ли вы так любезны, чем весьма обяжете меня, прийти в малярную мастерскую, как только сочтете это удобным, дабы милостиво заняться потолком, требующим побелки, надеюсь, я не слишком затрудню вас этой просьбой.
Остаюсь уважающий вас Понтий Пилат».
Записка эта была прочитана вслух и очень развеселила честную компанию, затем автор спрятал ее в карман, чтобы при удобном случае вручить Харлоу.
Когда автор записки шел в свою комнату продолжать работу, его окликнул другой рабочий, заглянувший в комнату Харлоу и обнаруживший там несколько огрехов, которые он и показал приятелю, и, конечно, оба они стали возмущаться Харлоу.
− Не пойму, почему старший держит его на работе, − сказал первый. − Между нами говоря, если бы я отвечал за эту работу, а Скряга прислал мне Харлоу, я бы отослал его ко всем чертям обратно.
− Я бы тоже, − согласился второй, отправляясь на свое место. − Совершенно верно, старина, я бы тоже не стал держать его.
Из этого не следует, что эти двое рабочих плохо относились к Харлоу, они были с ним в самых приятельских отношениях − в его присутствии − так же, как и со всеми другими − в их присутствии, − просто так уж у них водилось, вот и все.
Если бы любой из них ушел вместо Харлоу, оставшиеся точно то же стали бы говорить и о нем. Здесь было принято перемывать косточки каждому в его отсутствие.
И так повторялось всегда − ошибется кто-нибудь из них, случится беда с человеком или какая-либо неприятность, он очень редко, а вернее, никогда не встретит со стороны товарищей сочувствия. Напротив, большинство из них в таких случаях откровенно радовались.
Был среди них один бедняга − чужак в их городе, приехавший из Лондона, − его выгнали с работы за то, что он разбил стекло. Его послали выжечь старую краску на старой оконной раме. А он не очень-то умел обращаться с горелкой. Дело в том, что в фирме, в которой он работал в Лондоне, такую работу почти никогда не поручали простым рабочим. Этим занимались мастера. У Раштона тоже мало кто умел обращаться с горелкой. Все старались уклониться от этой работы, потому что горелка почти всегда оказывалась не в порядке, и поднимался крик, что работа, мол, заняла слишком много времени. Потому-то они и подсунули ее чужаку.
Человек этот долгое время был без работы, наконец устроился к Раштону, и ему было очень важно удержаться здесь, потому что в Лондоне у него остались жена и дети. Когда десятник поручил ему выжечь краску на окне, он не захотел признаваться, что не умеет этого делать, понадеялся, что справится. Но он очень волновался, и кончилось все тем, что хотя он выжег краску как следует, но, уже заканчивая работу, нечаянно направил огонь на большое оконное стекло, и оно лопнуло.
Послали в мастерскую за новым стеклом, и бедняга проторчал на работе до позднего вечера. Он вставил его в раму уже в неурочное время, отработав таким образом половину его стоимости и возместив отчасти ущерб.
Работы в эту пору было не так уж много, и в субботу двух рабочих рассчитали. Один из них, к всеобщему удовольствию, оказался чужак. Рассказ о разбитом стекле вновь и вновь повторялся во время обеда и вызывал веселый смех. Похоже было, что рабочих возмущало, как это чужак − да еще такое ничтожество, даже с горелкой обращаться не умеет − имеет наглость делать попытки заработать себе на жизнь. Одно ясно, говорили они, ликуя, больше уж он никогда не получит работы у Раштона, вот и отлично.
И тем не менее все они знали, что такая же беда может случиться с каждым из них.
Однажды двух рабочих уволили за то, что потолок, который они белили, пришлось отмыть и белить заново. В этом вовсе не было их вины − потолок требовал специальной обработки, но им не разрешили сделать все как следует.
И тем не менее, когда их выгнали, многие посмеивались над ними и радовались. Может быть, потому что увольнение этих двух несчастных увеличивало шансы остальных удержаться на работе. Так бывало сплошь и рядом. За редкими исключениями рабочие весьма почтительно относились к Раштону и Хантеру и очень мало уважали друг друга.
И не только маляры. Каждый бывал рад, если кто-то попадал в беду.