Большинство ехавших в фургоне Нимрода были верующие. Невежественные, тупоголовые болваны, у которых ума было не больше, чем у кошки. Это были посетители различных воскресных собраний братьев по вере и церковных миссий; каждое воскресенье они отправлялись слушать лекции о своем долге по отношению к вышестоящим и позволяли дурить себе, с позволения сказать, головы − таким деятелям, как Раштон, Светер, Дидлум и Гриндер, не говоря уже о таких специалистах по религиозным вопросам, как достопочтенные Белчер и Бошер, а также Джон Старр.
На этих сборищах никому из «респектабельных» рабочих не разрешалось задавать вопросы, возражать, обнаруживать промахи в том, что говорится, спорить, дискутировать или критиковать. Они сидели, не раскрывая рта, как школьники. Они молчали, как овцы перед стригалем. Они и не хотели, чтобы им разрешили задавать вопросы или что бы то ни было обсуждать. Обсуждать они бы и не смогли и потому тупо сидели и слушали, имея весьма смутное представление о том, что им говорят.
Большинство из них ходило во все эти воскресные собрания только ради хлеба насущного. Время от времени они получали в награду книжки вроде «Самоусовершенствования» Смайлса или еще что-нибудь, вполне подходящее для людей, страдающих слабоумием. Помимо других преимуществ при этих воскресных собраниях и церковных миссиях обычно существовали рождественские клубы, где им в награду за прилежание в делах веры продавали провизию по ценам чуть ниже обычных.
Большей частью это были бедняки, окончательно смирившиеся со своей жизнью, с нищетой и унылым трудом. С полным безразличием обрекали они своих потомков на такую же судьбу. По сравнению с ними дикари Новой Гвинеи или индейцы стоят несравнимо выше. Они свободны! Они никого не называют своим хозяином, и если они не пользуются благами цивилизации, то, по крайней мере, и не трудятся, чтобы создавать эти блага для других. Что же касается их детей − любой дикарь скорее размозжит своему ребенку голову томагавком, чем позволит вырасти полуголодным поденщиком, обреченным всю жизнь работать на других.
А эти люди не свободны, вся их никчемная жизнь уходит на то, чтобы унижаться и гнуть спину ради многочисленных хозяев. Что же касается благ цивилизации, то они не столько пользуются ими, сколько трудятся, создавая эти блага, а потом глядят, как ими пользуются другие. Они всегда покорны, спокойны и даже довольны судьбой. Рассуждают они примерно так: мы ведь не можем рассчитывать на лучшее, а то, что хорошо для нас, будет хорошо и для наших детей.
И хотя эти люди религиозны, лояльны и нисколько не возражают против того, чтобы их постоянно грабили, однако они мелочны и именно в мелочах чрезвычайно чувствительны ко всему, что их слабый умишко воспринимает как посягательство на их личные интересы. Особого рода хитрость, характерная для этой формы слабоумия, заменяет им ум.
Потому-то они и решили ехать в одном фургоне со Скрягой − им хотелось подружиться с ним и тем самым увеличить свои шансы как-нибудь выдвинуться.
Некоторые из этих бедняг имели на редкость большие головы, но при близком рассмотрении оказывалось, что этот эффект возникает за счет необыкновенной толщины черепных костей. Черепная полость была совсем не так велика, как можно было предположить. Даже в тех случаях, когда мозги были нормальной величины, они едва ли могли нормально функционировать, ибо основательно загрубели и заплыли жиром.
Хотя большинство из них было постоянными посетителями молитвенных собраний, они отнюдь не были трезвенниками. Кое-кто был уже порядком пьян, и не потому даже, что много выпил, а скорее оттого, что, будучи обычно трезвенником, не имел привычки к употреблению крепких напитков.
Время от времени эта слабосильная команда пыталась оживить свое унылое путешествие и что-нибудь спеть. Правда, песен почти никто не знал и из этой затеи ничего не получалось. А у тех, кто знал какую-нибудь песню целиком, либо не было голоса, либо настроения. Больше всех отличился один малый (явный религиозный маньяк), который спел несколько гимнов. К нему присоединились остальные, и пьяные, и трезвые.
Звуки этих гимнов, отчетливо слышные в последнем фургоне, вызвали среди его пассажиров бурное веселье. Они тоже запели хором. Так как все они в свое время учились в «христианских» школах, им были хорошо известны все эти гимны: «Работай, ибо ночь близка». «Обрати несчастного и избежишь огня», «Ищи опору» и «В каких краях мое дитя?».
Последний гимн напомнил Харлоу песню «Скажи это маме», слова которой он знал, и песня эта чрезвычайно всем понравилась. Они спели ее, потом снова повторили, и Филпот растрогался до слез. Истон же доверительно шепнул Оуэну, что тут уж ничего не поделаешь − лучшим другом мальчика является его мать.