− Ладно! Ладно! Внакладе не останусь! Мне этот гроб еще для кого-нибудь другого пригодится!
До кладбища было около трех миль, и, как только они миновали центр города, Хантер велел остановиться и вскарабкался на козлы рядом с кучером, Красс уселся по другую сторону, двое других носильщиков встали позади кучера, а четвертый устроился рядом с кучером погребального экипажа, после чего они поехали побыстрее.
Не доезжая ярдов пятидесяти до кладбищенских ворот, они остановились. Хантер и носильщики заняли свои прежние места, процессия проследовала через ворота к церкви, где их встретил причетник − человек в облачении ржавого цвета. Они внесли гроб в церковь и водрузили его на специальный вращающийся стол. Гроб они внесли ногами вперед и, как только его установили, причетник развернул стол так, чтобы ноги гроба были обращены к дверям и гроб готов был к выносу.
Для гробовщиков в церкви имелась скамья, и Хантер с носильщиками на нее уселись в ожидании священника. Баррингтон и трое других сели по другую сторону. В церкви не было ни алтаря, ни кафедры, только аналой в другом конце придела.
Так прошло минут десять, затем вышел священник, проследовал прямо к аналою и начал быстро и невнятно читать молитву. Если бы перед каждым из его слушателей не было текста, − молитвенник лежал перед каждой скамьей, − никто из них не смог бы разобрать, что он там бормочет. При других обстоятельствах вид человека, бессмысленно бормочущего нечто маловразумительное, вызвал бы смех, точно так же, как предположение, что субъект этот действительно верит, будто он обращается к богу. Он держался высокомерно и равнодушно. Бормоча без всякого выражения слова погребальной службы, он успел прочитать документ, полученный от следователя, и еще какие-то бумаги, которые ему подсунул причетник, а покончив с этим, он с рассеянным видом принялся обводить глазами церковь и с любопытством задержался взглядом на Билле Бейтсе и Забулдыге, которые изо всех сил старались следить по своим молитвенникам за тем, что он говорит. После этого он занялся ногтями: далеко отставив руку, принялся критически изучать их.
Время от времени в течение этого издевательского спектакля причетник в порыжевшей черной сутане машинально выпаливал звонкое «аминь». После окончания службы священник вышел из церкви, быстро мелькнув между памятниками и могилами. Носильщики подняли на плечи гроб и пошли вслед за причетником. Неподалеку от могилы к ним присоединился священник, ожидавший их там, где пересекались две дорожки. Он встал во главе процессии с открытой книгой в руках и, пока они медленно двигались к могиле, дочитал слова молитвы.
На нем была старая черная сутана, засаленный, кое-где порванный стихарь. Малопочтенность его облика усугублялась тем, что он даже не потрудился как следует надеть стихарь. Тот висел на нем косо, с одной стороны открывая больше, чем нужно, черную сутану. Впрочем, мы, вероятно, неправы, критикуя столь сурово его вид, ведь бедняга получал за каждые похороны всего семь с половиной шиллингов, к тому же в описываемый день это были всего лишь четвертые похороны, так что, быть может, ему и не стоило приводить себя в порядок − во всяком случае, для похорон бедняка.
Священник продолжал свое бессмысленное бормотание, пока они опускали в могилу гроб, и тем, кто знал слова молитвы наизусть, с некоторым трудом удавалось разобрать, что он говорил:
− Ибо была на то воля всемогущего господа в его неизреченной милости взять к себе душу усопшего дорогого нашего брата, и мы предаем тело его земле, плоть плоти, прах праху, пыль пыли.
Причетник бросил горсть земли в могилу, и она упала на крышку гроба с унылым стуком, священник еще раз повторил конец молитвы, повернулся и направился к церкви. А Хантер с остальными провожающими пошли к воротам кладбища, где их ожидали катафалк и погребальный экипаж.
Выходя из ворот, они увидели еще одну похоронную процессию, направлявшуюся им навстречу. Это был очень скромный закрытый катафалк, который везла одна лошадь. Впереди не было гробовщика, и по бокам не шли носильщики.
Это были похороны бедняка.
За катафалком шли трое мужчин, одетых, по всей видимости, в воскресные костюмы. Когда они подъехали к церкви, четверо стариков, одетые по-будничному, вынесли из катафалка гроб и снесли его в церковь, а за ними последовали те трое, по-видимому, родственники покойного. Четверо стариков были бедняками − обитателями работного дома, им платили каждому по шесть пенсов за услуги в качестве носильщиков.