— Вы являетесь политически активным, господин Дик? — спросил его толстый агент.
Он честно ответил, что нет. Он никогда никого ни за что не агитировал, никогда не голосовал. Самым подрывным в его жизни был разве что интерес к русскому искусству: его страсть к Достоевскому и «Борису Годунову», которого у него было две записи.
— Но ваша жена, — продолжил полный агент, — принадлежит к группе студентов, являющихся членами Социалистической рабочей партии. Она рассказывает вам о собраниях, на которых присутствует?
— Нет. Клео знает, что меня это не интересует.
— Если вы проявите интерес, то супруга вам, несомненно, обо всем расскажет. Как вам эта идея, а?
Дик едва поверил, что ему вот так открыто предлагают шпионить за собственной женой. Просто невероятно: уж не имеет ли он дело с фальшивыми агентами ФБР? Зачем обращаться к нему, когда все, даже Клео, знают, что в СРП и во всех этих маленьких левацких партиях полно шпиков? Кроме того, если даже предположить, что по какой-то причине в ФБР действительно в нем нуждаются, им следовало бы сперва предпринять долгие и сложные маневры, чтобы приблизиться, устроить ему какую-нибудь ловушку и затем поставить его перед выбором, но только тогда, когда у него не будет возможности отказаться. Похоже, где-то здесь кроется ловушка, просто он ее еще не видит.
Не зная настоящей цены вопроса, Дик придал тупое выражение своему лицу и повторил, что нет, его это не интересует. Казалось, что и молчаливый тощий агент, который стоял перед бюро и без стеснения читал листок, заправленный в печатную машинку, интересуется этим не больше. Его тучный коллега захотел узнать, испытывает ли Дик симпатию к Коммунистической партии.
В принципе, никакой, но на этот раз смысл вопроса опять ускользнул от него. Какой ответ агенты ФБР ожидали услышать, учитывая, что Коммунистическая партия была запрещена? Внезапно Дик вспомнил, что сказал в подобной ситуации один знаменитый английский шпион. Элегантность мысли привела его в восторг, вот прекрасный случай блеснуть остроумием.
— Нет, — сказал он, — я не испытываю симпатии к Коммунистической партии. Но вы хорошо знаете, что, если бы даже это и было так, я ответил бы то же самое.
Какой бы подходящей ни была эта реплика, ему показалось, что она смутила обоих агентов, которые переглянулись, а затем удалились, сказав, что еще вернутся. Оставшись один, Дик спрашивал себя, привел ли он своим остроумием в замешательство двух болванов или, напротив, сам попал в искусно расставленную ловушку. Задумавшись, он вспомнил фразу, которую как-то пометил в книге Бертольта Брехта, любимого автора его жены, известного своими «красными» взглядами: «Он смеялся, потому что враги не сумели его догнать; но он не знал, что они специально старались дать ему ускользнуть».
Клео поначалу все восприняла всерьез и трубила на всех перекрестках о том, что Соединенные Штаты превратились в фашистское государство. Затем все устаканилось. Какое-то время Джордж Смит и Джордж Скраггз — так их звали — наносили им визиты раз в неделю. Смит, высокий и полный, задавал вопросы, говорил о том о сем, тогда как Скраггз, маленький и худой, упорно молчал, как если бы он, не имея других дел, сопровождал своего приятеля на встрече, которая его самого не касалась. Клео сделала из этого вывод, что из них двоих он наиболее опасен, но это впечатление ничем не было подкреплено. Уходя, агенты оставляли анкеты, а в следующий раз забирали их уже заполненными. Они представляли все как опрос общественного мнения, тогда как это явно были тесты, имевшие целью установить, до какой степени люди мыслят правильно. Эти тесты на благонадежность, как и поведение обоих Джорджей, сбивали с толку: уж очень сложно было определить, в какой степени их следует воспринимать всерьез. Вопросы напоминали те, что задает миграционная служба желающим въехать в страну. «Вы токсикоман? Террорист? У вас есть намерение убить президента Соединенных Штатов?» Чем более идиотскими казались вопросы, чем более явными выглядели нужные ответы, тем больше, по мнению Дика, было шансов, что тут скрывается какая-нибудь ловушка, как на уровне «К» в Миннесотском опроснике, так называемом «уровне лжи». Например, нужно было выбрать одно утверждение из трех: «СССР 1) становится слабее; 2) набирает мощь и силу; 3) остается примерно на том же уровне, что и свободный мир».
Разумеется, следовало выбрать пункт 2, чтобы показать, что ты разделяешь беспокойство властей по поводу растущей мощи СССР и понимаешь, что просто необходимо без промедления удвоить военный бюджет свободного мира. Но следующий вопрос ставил под сомнение предыдущий: «Советская техника 1) очень хорошая; 2) вполне достойная; 3) никакая».
Выбор первого варианта выглядел бы как хвала комми. Пункт 2 казался более подходящим вариантом и, вероятно, соответствовал истине. С другой стороны, сама формулировка третьего варианта ответа приглашала всякого здравомыслящего гражданина без раздумий выбрать его: чего еще ждать от грубых отсталых славян, кроме полного провала? Но как тогда могло случиться, чтобы технически отсталая нация неуклонно набирала мощь и силу? К счастью, ответ подразумевался в следующем вопросе: «Самый большой враг свободного мира 1) СССР; 2) наш высокий уровень жизни; 3) тайно внедренные среди нас элементы».
— Хорошо, сказала Клео, — когда они заполняли эту анкету, — выберем третий пункт. Но, если я правильно поняла их мысль, тайно внедренные среди американских граждан элементы, это, должно быть, мы!
Дик и Клео весело смеялись, играли в страшилки. Супруги прекрасно понимали, что они — мелкие сошки.
Потом, Джордж Скраггз начал приходить один или в компании пса Мертона, немецкой гончей. Дики спрашивали себя, означало ли изменение режима новый маневр или просто ослабление надзора. Выяснилось, что Худой Джордж живет неподалеку и ему просто нравится заходить к ним по дороге на работу, чтобы немного поболтать. В его приходах не было ничего угрожающего. В отличие от своего необразованного и презирающего Дика товарища, он, казалось, был взволнован знакомством с писателем. Он спрашивал, как тому в голову приходят идеи, и даже прочел одну из его книг. Интерес фэбээровца льстил Филу. Хотя он и подозревал, что Джордж Скраггз потихоньку завоевывает его доверие, чтобы в конце концов лучше заманить писателя в ловушку, между ними возникла своего рода дружба. Узнав, что Фил не умеет водить машину, Джордж предложил давать ему уроки. Этот маленький человечек обладал также поразительно миниатюрной машиной: Филу приходилось сжиматься, чтобы уместить там свои длинные ноги. Каждое воскресное утро, зажатый между рулем и сиденьем, он проводил час или два, беседуя с агентом ФБР, и открыл для себя удовольствие его разыгрывать. За властными и уверенными манерами Джорджа Скраггза, приобретенными в ФБР, скрывался честный и добросовестный человек, что превращало его в идеальную жертву для софиста. Когда Скраггз был не на службе, на него можно было повлиять при помощи разумных доводов, и Фил этим пользовался, чтобы заставить агента проглотить совершенно разрушительные идеи под прикрытием шутки, выдумки или чистой логики.
Однажды, когда они, не торопясь, объезжали на автомобиле квартал, ученик заговорил со своим инструктором о досье, которые у ФБР наверняка есть на него и Клео. Смущенный, Джордж Скраггз пожал плечами и пробурчал что-то неразборчивое.
— Но признайтесь, — настаивал Дик, — вы по-прежнему верите, что моя жена коммунистка.
— Ваша супруга ходит на собрания Социалистической рабочей партии, а эта партия — тайный агент коммунистов. Она подписала Стокгольмское обращение. Факты говорят сами за себя.
— Это просто ловкая маскировка, — сказал Фил, подмигивая. — Клео действительно присутствует на собраниях, она повторяет лозунги левых, она подписывает петиции. Но это доказывает только одно, и вы знаете это так же хорошо, как и я: то, что она точно не коммунистка. В противном случае она бы остерегалась. Согласны?