После отъезда Гийома Белорукого король решительно ввел в дело свою правительственную команду и стал предоставлять все больше инициативы Герену, Руа, Готье Младшему и Анри Клеману, которые под его присмотром распоряжались текущими делами королевства. Какое же влияние они оказывали на запутанные семейные дела своего государя начиная с 1201 года? Эти советники, кажется, не поддерживали Филиппа в его упрямстве. Известно только, что брат Герен старался исправить ситуацию, насколько это было в его силах, и желал примирить короля с Церковью. Ему понадобилось несколько лет, чтобы достичь этой цели, и ответственным за промедление в этом случае был именно король Филипп, который упрямился до абсурдного, продолжая притеснять королеву Ингеборгу. Первые семейные трудности заставили короля немного поступиться властью в пользу своей правительственной команды. Однако он сумел найти козла отпущения в лице архиепископа Реймсского и таким образом ограничить ущерб, нанесенный его авторитету. В дальнейшем он уже не мог повторить подобную операцию, и плохое обращение, которому он подвергал королеву с 1201 по 1207 год, стоило ему намного дороже[196].
В нашем распоряжении есть один убедительный текст. Его обычно не цитируют, как если бы хотели хранить в тайне, чтобы пощадить память о Филиппе Августе. Автор текста — член королевского окружения, и не самый заурядный. Речь идет о Ригоре. При жизни своего хозяина первый биограф Филиппа II, умерший в 1208 году, вставил этот текст в последнюю версию «Деяний», которую он довел до 1206 года. Он, не колеблясь, с живостью порицает короля за несчастья, которые он навлек на королевство, и проводит разительное сравнение между Филиппом и Ингеборгой. Своим упрямством и гневливостью король нарушил покой королевства, накликал беду на французскую Церковь, клир и народ. В противоположность Филиппу, который не остановился перед тем, чтобы лишить свободы свою законную жену, Ригор изображает Ингеборгу как святую королеву, украшенную всеми достоинствам и добродетелями[197].
Как хронист отважился написать такие вещи? Его смелость поразительна. Она может быть истолкована только в том смысле, что Ригор передает не только лишь чувства и мнения «города», клира и, разумеется, «ученых», но также и то, что думало королевское окружение. Можно с уверенностью утверждать, что при дворе существовала оппозиция Филиппу, поскольку известно, что после 1201 года сформировалась особая группировка вокруг наследника престола, юного принца Людовика, и парижского преподавателя Амори де Бена. Эта группировка сильно волновалась в 1206 году, когда Людовику исполнилось двадцать лет, и тогда же Филипп ясно понял, что ему следует поладить с папой и общественным мнением. Начиная с 1207 года он больше не позволит себе третировать свою супругу.
Брат Герен защищал короля и воспользовался этим случаем, чтобы усилить свое влияние. В 1209 году он велел приговорить к сожжению на костре членов самого твердого ядра оппозиции, учеников Амори де Бена, обвиненных в ереси[198]. Именно с 1207 года он начал затмевать остальных членов правящей команды и стал «особым советником», «вторым по влиянию в королевстве», «главой королевского совета».
Брачный союз с Агнессой Меранской имел своим следствием уменьшение личной власти короля, что могло послужить для него тревожным предостережением. Впрочем, Филипп II довольно легко прошел через это и даже извлек выгоду из ситуации, чтобы исключить последнего магната из своего совета. Однако абсурдное упрямство, которое он, несмотря на самые настойчивые советы, демонстрировал в период между 1201 и 1207 годами, а также грубое обращение с королевой имели более тяжелые последствия.
Не совершил ли он худшую из ошибок, когда забыл обязанности своего положения и обычай, заставлявший королей подчинять свою личную жизнь интересам государства? Филипп Август отдал приоритет своим чувствам перед королевским долгом: он не смог преодолеть своей неприязни, отвращения и ненависти к Ингеборге. Точные мотивы этого не слишком важны: плохие воспоминания о начале брака или сожаление о том, что пришлось отвергнуть Агнессу Меранскую, угрызения совести по поводу ее печальной участи. Впрочем, возможно, что все эти побудительные мотивы сплелись воедино и усилили свой эффект. Однако в глазах советников, Церкви и общественного мнения всё это не должно было влиять на Филиппа II при исполнении им своих королевских обязанностей. Непостижимое для всех упорство короля подорвало его престиж и пагубно сказалось на королевстве. В конце концов он осознал, какому риску подвергает свою страну. Когда он перестал изводить Ингеборгу в 1207 году, то извлек уроки из своих ошибок и промахов. Он знал теперь, что его импульсивность таит в себе угрозу, и обнаружил, насколько его упрямство может быть опасным и затмевать ему разум. Он понял, что должен поделиться властью с советниками — особенно с тем из них, кто показал себя наиболее компетентным, то есть с братом Гереном — и доверить им большую часть управления королевством.