Схватив своего епископа, сеньора Льежа, люди ликовали. Испытывая ненависть к некоторым каноникам, захваченным в тот день, они убили как бы для затравки пятерых или шестерых из них. Среди пленных был мэтр Робер, человек очень близкий епископу, которого я несколько раз видел при полном вооружении (таков обычай прелатов в Германии)[83] рядом со своим господином. Так его они убили на глазах епископа, разрубили тело на куски и со смехом бросали их друг в друга. По пути, а им надо было пройти всего лишь семь или восемь лье, они убили 16 человек – каноников и других добропорядочных людей, почти всех служителей епископа. Памятуя о мирном договоре, они, однако, успокаивали себя, говоря, что воюют только против своего епископа [84], которого в качестве пленника вели в город.
Беглецы, о которых я сказал, посеяли панику в тех местах, куда бежали. Одни из них утверждали, что льежцы перебили всех, другие говорили иначе; эти новости быстро дошли до герцога. О таких событиях один человек берется сообщать без всякой охоты, поэтому прибыло несколько людей, которые видели, как вязали каноников, и полагали, что среди пленников оказались и епископ с сеньором де Эмберкуром и что все были убиты. Они уверяли, что видели в толпе королевских посланцев и называли их по именам. Все это было передано герцогу, который сразу же в это поверил и пришел в ярость, говоря, что король приехал, дабы обмануть его. Он немедленно приказал закрыть ворота города и замка и велел распустить слух, будто это сделано из-за того, что пропала шкатулка с дорогими перстнями и деньгами.
Нельзя сказать, чтоб король не испытывал беспокойства, когда обнаружил, что заперт в этом небольшом замке под охраной множества лучников, стоявших у ворот; он уже видел себя заключенным в ту большую башню, где граф Вермандуа умертвил одного из его предшественников, короля Франции [85].
В то время я был еще с герцогом, служил у него камергером и спал, когда хотел, в его комнате, ибо таков обычай этого дома. Когда ворота заперли, герцог велел людям выйти из его комнаты и сказал нам, оставшимся в ней, что король настоял на встрече против его воли и приехал с коварными замыслами, всячески утаивая цель своего приезда; затем он пересказал льежские новости – как король обманул его с помощью своих посланцев и как все его, герцогские, люди были перебиты. Он был страшно разгневан на короля и сыпал угрозами; уверен, что если бы в этот час среди нас, к кому он обращался, нашелся бы такой, кто поддержал его и посоветовал отомстить королю, то он бы так и поступил и по меньшей мере заключил бы короля в эту большую башню. Но, кроме меня, его речи слышали только два камердинера, один из которых – Карл де Визен, уроженец Дижона, человек честный и пользовавшийся доверием своего господина. Мы не стали распалять его чувств, но, сколь могли, успокоили его.
Вскоре кое-что из этого разговора стало известно другим людям и разошлось по городу, вплоть до комнаты короля, и тот сильно испугался – как и любой другой, кто оказался бы в таком положении. Теперь Вы понимаете, как много надо учитывать, чтобы завершить миром распрю, начавшуюся между столь могущественными государями, и сколь велика ошибка, которую оба они совершили, не предупредив своих слуг, занимавшихся их делами вдалеке от них, и представляете, что могло бы из этого произойти.
Глава VIII
Это великое безумие – встречаться двум одинаково могущественным государям, если только они не в юных летах, когда на уме одни лишь развлечения. Ведь когда с возрастом у них появляется стремление возвыситься за счет других, их взаимное недоброжелательство и зависть растут с невероятной быстротой, даже если они и не угрожают друг другу. Поэтому было бы лучше, если бы они разрешали споры с помощью мудрых и добрых слуг, о чем я уже говорил и в связи с чем хочу привести еще несколько известных мне случаев из событий моего времени.
Вскоре после своей коронации и еще до войны лиги Общественного блага наш король встретился с королем Кастилии. Они были самыми верными союзниками во всем христианском мире, ибо их союз был союзом короля с королем, государства с государством и человека с человеком и они обязаны были беречь его даже под страхом проклятия. Для этой встречи Генрих Кастильский с большой свитой прибыл в Фонтараби, а наш король остановился в четырех лье от него, в Сен-Жан де Люз, так что каждый из них оставался в пределах своего королевства.[86]
Я там не был, но о встрече мне рассказывали король и монсеньор дю Ло, слышал я о ней и в Кастилии от тех сеньоров, что ездили вместе с кастильским королем: от великого магистра ордена Сант-Яго и архиепископа Толедского – двух самых могущественных в то время людей в Кастилии. На ней присутствовал также любимец короля Генриха граф Ледесма, поражавший своим великолепием и большой охраной, насчитывавшей около 300 всадников [87].
84
Коммин хочет сказать, что льежцы, вспоминая о мирном договоре с Карлом Смелым, успокаивали себя мыслью, что поскольку они выступили только против епископа, а не против герцога, то договора они не нарушили и у герцога не может быть повода для репрессий.
85
В Пероннской башне умер от болезни (но не был убит) король Карл Простоватый (929 г.), попавший в плен к графу Герберту де Вермандуа.
86
Встреча Людовика XI с Генрихом IV Кастильским имела место в апреле 1463 г. Французский король выступил на ней в качестве арбитра в споре Кастилии и Арагона из-за Каталонии и Наварры. Восставшая против арагонского короля Хуана II Каталония признала своим сеньором кастильского короля, отчего и возник спор.
87
Великим магистром ордена Сант-Яго был в это время граф Ледесма, но Коммин имеет в виду дона Хуана Пачеко, который стал великим магистром позднее. Архиепископом Толедским был дон Алонсо Карильо д’Акуньа.