9.3
После завтрака Ираклий постучал в дверь кабинета Вереславского.
– Войдите,– отозвался профессор.
– Я к вам по делу, Дмитрий Викторович.
– Что за дело?
– Я прошу у вас руки вашей дочери.
– Как-то ты это неожиданно. Долго думал?
– Я знаю, она для вас много значит.
– Это так. Но что же ты так тянул. Я уже давно думал, что у тебя на нее виды.
– Вы против такого поворота событий? – Ираклий решил прояснить вопрос до конца.
– Что делать с Навродским – вот в чем проблема, милейший.
– Он пустышка, она не будет с ним счастлива.
– Но у этой пустышки столько денег, что легко понять, почему он ее волнует.
– Это я беру на себя.
– Разумеется, не мне же ее очаровывать.
– Спасибо за понимание.
– В двенадцать встречаемся у меня в клинике. Будем принимать нового пациента.
– Я понял.
– Тогда счастливо.
– Всего доброго.
Как только Ираклий вышел на столе у профессора зазвонил сотовый телефон.
– Алло, – подняв трубку, произнес он.
– Здравствуйте, Дмитрий Викторович.
– Здравствуйте, Сантьяго Хулиович.
– Чем могу быть полезен?
– Мне необходимо встретиться с вами.
– Я буду рад вас принять около четырех у себя дома.
– Спасибо.
– Тогда до встречи, голубчик.
10.1
Позавтракав Филипп сел в свой Форд и покатил к Фон Виттену, которого ему пришлось будить.
– Что ты наделал, – причитал разбуженный Алексей.
– И что же я наделал.
– Мне снилась она.
– Кто она?
– Марта, у нас вот-вот начинало что-то получаться.
– Слушай, мне не до твоих эротических откровений, я по делу.
– Какие могут быть дела в такую рань?
– Этот флюс Ираклий просит Настиной руки.
– У кого?
– Ну, не у меня же?
– Хотя он такой дурак, он мог бы.
– Я знаю, что он безнадежен.
– Давай его спасем, – просто предложил Алексей.
– Как?
– Женим его на ней.
– И пусть она его уделает. Bravo28! Но как?
– Ты говоришь профессору, что у тебя депрессия, и все такое.
– Ты думаешь? – Филипп был озадачен.
– Депрессия это серьезное заболевание, чтобы ты знал.
– Тогда у меня депрессия, – вздохнул с облегчением Филипп.
– За это надо выпить.
– У тебя еще пол-ящика шампанского.
– Ну, что-то вроде того.
– Тогда по чуть-чуть и вперед.
– Я слышу голос не юноши, но мужа, – просиял Фон Виттен.
10.2
Пока Фон Виттен и Филипп пили по чуть-чуть пролетело время обеда, и было что-то около четырех.
– Мне пора, – сказал Филипп, посмотрев на часы в своем мобильнике.
– Что так скоро? – откликнулся уже хороший Алексей.
– Да как-то пора поставить все точки над i.
– Ты потопал к Вереславским.
– У меня нет выбора.
– Ну, с Богом, – благословил Филиппа Фон Виттен.
И тот, доковыляв до своей машины, тихонечко дал газу до дома Вереславских. Когда он поднялся к кабинету профессора, он услышал голоса за дверью.
– Вы не отдадите ее этому убожеству, – это был голос Хулиовича.
– С какой стати вы решили, что вы вправе давать мне советы такого рода? – это уже был профессор.
– Это право дает мне мое благородное испанское сердце.
– Вон отсюда, – это опять был профессор, видимо его уже достали.
– Так умрите.
Филипп понял, что он нужен профессору в кабинете, и вошел.
Хулиович направил ствол револьвера прямо в грудь профессора.
Не теряя, времени Филипп подскочил и огрел что было сил Хулиовича толстенным французским фармакологическим справочником. Сантьяго тихо осел и повалился на пол.
– Спасибо, Филиппушка. Я ваш должник, – сказал Вереславский, вынимая наручники из ящика стола.
Они оттащили горячего испанца к окну и пристегнули наручниками к батарее.
После того, как профессор вызвал необходимый персонал с машиной для буйного господина Санмартинадо, последний начал приходить в себя.
– Estoy sano y salvo29, – пролепетал он почти невразумительно.
– Дорогой профессор, – начал Филипп как можно трогательно,– я должен признаться, что давно страдаю тяжелой формой депрессии.
– Как это некстати.
– Мне надо было сказать об это раньше.
– Конечно, голубчик. Вы не представляете, как вы меня расстроили.
– Я не лучшая партия для Насти.
– Это так. Но что я могу для вас сделать?
– Оформить опекунство над этим типом, – Филипп кивнул на Хулиовича, – на его племянницу.
– Вы говорите о Марте.
– О нем больше некому позаботиться. А сам он временами невменяем.