Театр катится в пропасть по коммерческим рельсам. Бедный, бедный К. С.
Балет — это каторга в цветах.
В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.
Женщина в театре моет сортир. Прошу ее поработать у меня, убирать квартиру. Отвечает: «Не могу, люблю искусство».
Великий Станиславский попутал все в театральном искусстве. Сам играл не по системе, а что сердце подскажет.
После спектакля, в котором я играю, я не могу ночью уснуть от волнения. Но если я долго не играю, то совсем перестаю спать.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Говорят, что герой не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться один. Я выстояла, даже оставаясь среди зверей, чтобы доиграть до конца. Зритель ни в чем не виновен. Меня боятся…
— Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила «Вишневый сад».
— Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первом действии.
Моя учительница Вульф говорила: «Будь благородной в жизни, тогда тебе поверят, если ты будешь играть благородного человека на сцене».
В театре тоже кладбище несыгранных ролей.
Как-то на южном море Раневская указала рукой на летящую чайку и сказала:
— МХАТ полетел.
Главный художник Театра им. «Моссовета» Александр Васильев характеризовался Раневской так: «Человек с уксусным голосом».
— Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?
— Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе…
— Наш водитель Ковшило ненавидит меня за то, что он возит меня, а не я его, — заметила Раневская о водителе служебной машины Театра им. Моссовета.
Равнодушие преступно всегда и всюду. А театру придет конец от невежества «руководств», директоров, министров, бутафоров, актеров, бл…дей-драмаделов.
О таланте
Очень тяжело быть гением среди козявок. (О С. Эйзенштейне.)
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной. Но ведь зрители действительно любят? В чем же дело? Почему ж так тяжело в театре? В кино тоже гангстеры.
Талант, как прыщ, не спрашивает на ком выскочить. Может и на дураке выскочить.
Горький говорил: «Талант — это вера в себя», а, по-моему, талант — это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности. Посредственность всегда так говорит о себе: «Сегодня я играл изумительно, как никогда. Вы знаете, какой я скромный. Вся Европа знает, какой я скромный!»
Талант всегда тянется к таланту и только посредственность остается равнодушной, а иногда даже враждебной таланту.
Талант — это бородавка: у кого-то она есть, у кого-то нет.
Больше всего любила человеческий талант. И всегда мне везло на бездарных.
О режиссере Завадском
…С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. Терплю даже Завадского.
(Из записной книжки.)
Придуманные Раневской худруку «Моссовета» Юрию Александровичу Завадскому забавные прозвища, и остроумные высказывания Фаины Георгиевны о нем вошли в легенду.
Великая актриса называла Завадского «уцененным Мейерхольдом, перпетуум кобеле, бл…дью в кепочке, маразматиком-затейником, кобелино…»
Творческие поиски режиссера аттестовались Раневской не иначе как «капризы беременной кенгуру».
Она писала: «У Завадского «прорезался талант» к Достоевскому. …Но почему при всем хорошем, оставляет мусор, дрянь-актеров, детские пистолеты, топор посреди зрительного зала».
Делая скорбную мину, Раневская замечала:
— В семье не без режиссера.
Великая актриса говорила:
— Завадский простудится только на моих похоронах.
— Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания «Мать-героиня».
— Завадский родился не в рубашке, а в енотовой шубе.
— Скажу по секрету: я видела гипсовый бюст Завадского. По-моему, это ошибка. Он давно должен быть в мраморе.