Но до чего прекрасным получилось Зеркало! Большое, почти в рост человека и поразительно чистое. Раму Иоганн украсил изображениями Химеры, Ехидны, Тифона и Аргуса, которым до́лжно опекать чудное творение. Само зеркало не из полированного серебра или меди: Иоганну удалось загустить вечнотекучее звездное серебро, смешав его с красной ртутью и тайными травами. Поверхность поражала чистотой и глубиной, если приглядеться, то пред внутренним взором человеческим вставал весь хоровод Созвездий и даже Солнце с Луной. Если приглядеться… Чутье подсказывало Иоганну, что в Зеркало лучше не вглядываться, ему не по нраву праздное любопытство, оно само хочет смотреть и выбирать.
Что выбирать? Вернее, кого выбирать? Иоганн боялся ответа и восторгался собственными способностями. Несомненно, обращаться с Зеркалом следовало аккуратно, но гораздо больше Лепеша интересовал процесс трансанимации – он решил назвать его именно так, ибо ничего подобного в истории алхимии не случалось ранее. Как будет осуществляться перенос души? И в кого? Следовало ли приносить Зеркало к умирающему, дабы тот испустил последний вздох, вглядываясь в хоровод черных созвездий, а затем показывать Зеркалу новорожденного, в чьем теле еще не успела закрепится душа?
Скорее всего. И новорожденный не должен быть крещен. Конечно, сие условие непременно, ибо крещение послужит своеобразным барьером… А, если в Зеркало посмотрит человек здоровый? Такой, который не собирается умирать? К примеру, сам Иоганн? Скорее всего, ничего не произойдет, у здоровых людей душа в теле держится крепко. А Иоганна, ко всему, амулет защищал.
Червь болезни внутри заворочался с новой силой, и Лепеш едва не заплакал от боли. Нужно лишь выйти из подвала, и тогда… Он доверит обряд кому-нибудь из ближайших учеников. Но, сначала, конечно, опробует метод на ком-нибудь… да, не важно, на ком.
Кашель сотряс тело. Столь сильного приступа прежде не случалось, Иоганн Лепеш откашливался долго, а еще дольше утихала тупая нудная боль в груди.
Какое счастье, что есть Зеркало.
Перед глазами плясал хоровод из звезд и созвездий. Химера скалилась львиной пастью и виляла хвостом, разноцветная драконья чешуя сияла на крыльях, а грязная козлиная шерсть укрывало неуклюжее тело. Химера взмахнула крылами и наступил Холод.
Оказывается, среди звезд очень холодно…
Смерть старого чудака, которого некоторые горожане считали колдуном, никого не удивила. Сырой, холодный подвал – не самое лучшее место для пожилого человека. Некоторые, правда, поговаривали, что Иоганн Лепеш умер не от старости или холода: сам Везельвул явился по грязную душу алхимика. Святая Инквизиция привычно отмалчивалась, не подтверждая, но и не опровергая слухи. Однако тот факт, что Лепеша похоронили за оградой кладбища, как самоубийцу, говорил о многом.
Еще больше мог бы рассказать Тадеуш, хозяин «Златого мяста», давний приятель Лепеша, в чьем доме алхимик, предчувствуя арест, укрыл большой деревянный короб. После смерти Иоганна, запечатанный сургучом ящик Тадеуш отволок в погреб и упрятал за бочками с пивом. Срывать печать с изображением непонятного зверя, он не решился, да и не любопытен был Тадеуш. Только изредка, перебрав пива, спускался в погреб и подолгу сидел, рассматривая короб.
Иоганн предупреждал, что внутри находится нечто весьма и весьма ценное. И опасное.
Продать бы…
День не удался. Сначала эта статья в газете: дескать, известный, знаменитый, уважаемый Николас Аронов не чурается воровства. Крадет он не серебряные ложки, не бриллианты и даже не народное достояние, что в современной России уж и за грех не считается, нет, Ник-Ник нагло ворует идеи у молодых и неизвестных модельеров. А еще жестоко эксплуатирует бедолаг, присваивает себе чужие заслуги, и при всем этом строит из себя этакого благодетеля, ратующего за развитие отечественного модельного бизнеса. Бред, конечно, но все равно обидно.
Больше всего Ник-Ника покоробили не прямые обвинения, а грязные намеки, дескать, не модельный дом содержит господин Аронов, а бордель экстра-класса. Бордель… это ж надо было придумать такое. Определенно репортер, накропавший сей мелкий пасквиль, – злобный сексуально озабоченный тип, который только и способен, что завидовать чужому успеху. Наверное, в другое время Ник-Ник легко выбросил бы дурацкую статью из головы, но, как уже говорилось, день не задался.