Выбрать главу

— Вам? — спросил банкомет Дэвида.

— Двадцать пять, — ответил Дэвид. На руках у него была четверка. — Еще две карты.

«Прибавляет, — подумал банкомет. — У него четверка, сдаю короля и тройку. Всего семнадцать. Вряд ли возьмет еще одну. А там снова четверка».

Дэвид изо всех сил старался изобразить на своем лице борьбу. Он вытер лоб платком и закурил, сломав спичку.

— Еще карту! — сказал Росс громче, чем предписывали правила хорошего тона. Он прижал карту к тем, что уже были у него, и принялся томительно медленно выдвигать ее.

— Блэк-джек, очко! — крикнул он и, тут же спохватившись, добавил: — Простите…

Шулер чуть заметно пожал плечами: он привык ко всему. Ежедневно перед ним проходила процессия человеческой обнаженной жадности. Респектабельные граждане, набитые громкими фразами о достоинствах добродетелей и зле порока, стучали кулаками по столу, плакали, смеялись, ругались, молились, скрежетали зубами.

Через полчаса Дэвид уже выиграл около сотни долларов. Соседи с завистью поглядывали на него, а белокурая вечерняя охотница невесть откуда снова появилась около стола и улыбалась ему, заговорщически подмигивая.

«Парень намесил теста, — подумала она, — надо не упускать его из виду. Новичкам всегда везет».

Дэвид посмотрел на нее и улыбнулся в ответ. У него есть «тесто», у нее — желание прибрать это «тесто» к своим рукам. Все просто и ясно. Продажа газеты в розницу по-своему честнее подписки. Покупатель свободен: прельстит его первая полоса своим оформлением и заголовками — купит. Не прельстит — не купит. Подписка же, как и брак, — контракт, в котором одна из сторон уже заплатила деньги, а вторая вправе подсовывать за них все, что вздумается.

Он решил играть крупнее и поставил семьдесят пять долларов. Валет и король дали ему двадцать очков.

Банкомет взял себе три карты. «Пятнадцать, следующий идет туз, будет перебор. Надо передернуть», — подумал он, и Дэвид непроизвольно подался вперед, пристально следя за пальцами шулера. «Может заметить, черт с ним! Все равно все спустит».

Когда у Дэвида было уже больше трехсот долларов выигрыша, он встал из-за стола. Больше ему сегодня играть не нужно, нельзя слишком привлекать к себе внимания.

— Что я сказала? — кивнула ему блондинка и внимательно проследила взглядом путь бумажника, который Дэвид положил во внутренний карман пиджака.

— В правом, в правом, — усмехнулся он.

— Что в правом?

— Бумажник.

— А, вот ты о чем, — рассмеялась она. — Мог бы и не говорить, сама видела.

— И я видел, что ты видела.

— И я видела, что ты видел, что я видела… — Она снова рассмеялась. — Так мы никогда не кончим. Пойдем лучше в бар, выпьем. Меня, кстати, зовут Клер.

— Хамберт Хамберт, — поклонился церемонно Дэвид.

Клер расхохоталась. Видно было, что она смеялась часто и охотно.

— Но я же не Лолита… Не то чтобы я хуже этой маленькой авантюристки из кинофильма, но лет мне больше. Да и ты еще пока не годишься на роль любителя маленьких девочек.

— Ладно, зови меня… ну… Эрни.

— Эрни так Эрни. Какое мне дело? Не под венец же мы идем, а совсем наоборот.

— Мне так тоже показалось.

Виски шевельнулось теплым мягким комком в желудке, и Дэвид почувствовал, как напряженность медленно выдавливается из него, вытесняемая алкоголем, выигрышем и близостью этого доступного веселого существа, не скрывающего своей заинтересованности в его «тесте».

«По-моему, торговаться не будет… И парень ничего, похож на Кирка Дугласа…» — лениво подумала девушка, и Дэвид рассеянно кивнул ей.

— Ты что?

— А?

— Ты что кивнул?

— А… Просто приятно на тебя глядеть и гадать о том, о чем ты думаешь. За твое здоровье!

Дэвид проглотил виски. Мир медленно нагревался, становился ярче и терял холодную враждебность. Капитан Фитцджеральд со своими отпечатками в сейфе отодвигался куда-то на второй план, терял резкость и реальность угрозы. Черт с ней, с Присиллой, с ее Тедом, с принципиальным мистером Барби и его неподкупным, принципиальным «Кларионом»! Черт с ними, с этими двумя трупами на тротуаре у ювелирного магазина Чарлза Майера! Что он, апостол Павел? Почему он должен думать о всех них?

— Выпьем еще, Клер? — спросил он.

— С удовольствием, — кивнула она и украдкой снова посмотрела на карман пиджака, откуда он вынимал бумажник.

8

Они сидели в ресторане и смотрели на эстраду, где знаменитая киноактриса и певица, раскинув руки над микрофоном, пела песенку о подушке, старательно наклонившись вперед так, чтобы грудь ее в глубоком вырезе платья была видна каждому.

— Как ты думаешь, — спросила Клер, — если бы вдруг испортился микрофон, кто-нибудь бы заметил?

— Пока она стоит в такой позе, вряд ли. Видишь ли, в каждой профессии есть свои приемы, которые облагораживают ее. Уважающий себя нищий не станет просто стоять с протянутой рукой. Он обязательно будет для приличия что-нибудь продавать — например, шнурки для ботинок или спички. Та, на эстраде, вместо шнурков поет. Главное же — вывалившаяся грудь. За грудь без пения платят меньше, вот и все.

— Я-то по крайней мере не пою, — засмеялась Клер и наклонилась вперед, как певица на эстраде. — Может быть, и мне придумать себе какие-нибудь шнурки?

— Не нужно, я за честную коммерцию, — ответил Дэвид. Он был немножко пьян, и зал со столиками медленно кружился, и Россу показалось, что он приобрел вдруг способность замечать вращение Земли.

— Нельзя сказать, чтобы ты был очень любезен, — надула губки Клер и подумала: «Хорошо, что он пьян. Сейчас он отвернется на секундочку, и я подсыплю ему этой дряни. — Она мысленно вздохнула. — Жалко, конечно. Симпатичный парень, но не портить же с ними отношений… Ничего, поспит только покрепче — и все…»

Дэвид вздрогнул, как от неожиданного удара. «Только не подать виду, только не подать виду!.. Вот ее шнурки… Кто это они?» Снова начинается охота, снова стены надвигаются на него.

Он извинился и вышел из зала. Опьянение внезапно прошло, нейтрализованное чувством опасности. Он снова дичь. Он снова заяц, который мечется по полю, везде натыкаясь на охотников.

Он вернулся на свое место. «Ну, выпей же, выпей», — молила его мысленно Клер, и он сказал:

— Давай выпьем, Клер. — Он поднял стакан с вином и посмотрел на нее. — А знаешь, у меня идея. Давай обменяемся стаканами. Говорят, в таких случаях узнаешь чужие мысли. Ты хочешь узнать мои мысли?

Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами и чувствовала, что кровь у нее стекает куда-то вниз, в ноги.

— Почему ты побледнела, радость моя? — криво усмехнулся Дэвид. — Или ты не хочешь узнать мои мысли.

— Я просто испугалась за тебя, — пробормотала Клер. — Мне показалось, что ты очень пьян.

— Так ты не хочешь выпить? Отличное вино…

— Нет.

— Ну и отлично! Эй, официант, счет, пожалуйста!

Он расплатился и, крепко прижимая к себе руку Клер, подвел ее к лифту. Она не сопротивлялась. В голове ее вяло трепыхался один вопрос: что он сделает с ней? Она жила не первый день в Лас-Вегасе, и насилие, настоянное на сухом зное пустыни и лихорадочной алчности казино, было привычной частью окружавшего ее мира.

Дэвид втолкнул Клер к себе в номер и запер дверь. «Неужели это конец? — подумала она. — Но откуда он узнал?» В ней не было ненависти. Ей даже было жаль этого похожего на Кирка Дугласа парня, такого странного и вместе с тем внимательного к ней. Но каждая профессия имеет свои правила, и игру нужно вести только по этим правилам.

— Для чего ты сделала это, Клер? — спросил Дэвид и подумал, что не мог бы задать более глупого вопроса.

— Что это? Я ничего не сделала.

— Для чего ты подсыпала какой-то дряни мне в стакан? Кто заставил тебя сделать это?

Она пожала плечами и ничего не ответила. У нее было ощущение, что он задает ей эти вопросы только потому, что не знает, что делать. «Сейчас он ударит меня», — подумала она и невольно подняла руки к лицу, словно защищаясь.