«Твоя сила и упорство вдохновляют меня. Сегодня впервые села за руль, хотя на дорогах боюсь даже ветра».
«Надери всем задницу, Королева». Это, кстати, от мужчины.
Просмотрев все последние сплетни в мире автогонок, пишу Натали.
Я: Ты предательница.
А затем отправлю сообщение сестре.
Я: Знала ли ты, что богатые люди заключают сделки в усадьбе королевы Виктории? Кто вообще это придумал? Я вот сейчас сижу в ее туалете и думаю… Почему этот диван зеленого цвета? Сюда больше подходит бежевый, ну или бордовый на крайний случай. Кажется, у нее не было вкуса.
Сестра отвечает сразу же, чему я безмерно рада. А Натали однозначно делает вид, что у нее все еще сломан каблук, который как-то сказался на работе ее телефона.
Анна: Вау. Ты в туалете королевы Виктории? Сфоткай.
Я делаю снимок и отправляю ей.
Я: Если честно, я не знаю, чей именно это туалет. Может быть, Альфреда Великого?
Анна: Красиво. Леви сказал, что Альфред правил в девятом веке. Тогда не было туалетов во дворцах.
Уверена, муж Аннабель сказал это таким умным, но ленивым тоном, что захотелось бы закатить глаза. Я люблю Леви, ведь знаю, что он может быть действительно до безумия сумасшедшим и смешным. В юности он творил такие вещи с Анной, что если бы наш папа об этом узнал, у бедного парня уже не было бы головы на плечах.
Я: Леви, перестань лезть в наш разговор! И в смысле не было туалетов…
Анна: Шокирующе, понимаю. Леви передает тебе привет.
Я: Привет, Леви. Купи мне завтра на ужин что-нибудь вкусное, тут одна икра. Я уйду отсюда голодной и злой.
Анна: Красная или черная?
Я: Обе.
Анна: Леви сказал, что ты не ценишь деликатесы. Я же полностью с тобой солидарна, сестренка.
Я: Леви, прости, не все ели с детства икру. Мы тяготеем к чему-то более нормальному. Ну знаешь, к макаронам, например.
Анна: С сыром!!!!
Я: Убила бы сейчас за них.
Анна: Леви пошел варить макароны. Держись там, я мысленно с тобой! Поем за нас двоих.
Еще одна предательница…
Я бы могла поворчать на Леви, однако он делает мою сестру такой счастливой, что у меня не поворачивается язык. Они поженились почти четыре года назад, и улыбка лишь в редкие моменты жизни покидает лицо Анны. Мне нравится, когда сестра улыбается, ведь в детстве она слишком много плакала. А я молчала. Каждый раз, когда отец доводил Аннабель, я погружалась глубоко в себя. Меня тоже касался гнев папы, но сестра всегда брала удар на себя. А я все еще молчала, потому что мне казалось, что если в такие моменты открыть рот и начать говорить, то можно сказать то, что всех шокирует. То, о чем я не была готова говорить ни единой душе.
Мой мозг – странная вещь. Иногда он совсем не контролирует, что выходит из моего рта. А иногда блокирует все слова напрочь. То же самое касается прикосновений. Когда я инициирую их сама, жизнь не кажется такой уж плохой. Но стоит кому-то чужому, а иногда и близкому человеку, прикоснуться ко мне без спроса – я готова сгореть заживо.
Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении.
Нат: У меня порвалось платье.
Я: Гас сказал, что у тебя сломался каблук.
Нат: Дурак. Мы же решили, что это будет платье.
Я: Вруны.
Нат: ПРОСТИ. Обещаю купить много пачек твоих любимых чипсов, если ты пойдешь и очаруешь спонсоров! Будь милой, иногда это у тебя получается.
Я: Ты вообще не помогаешь ситуации.
Нат: Знаю…
Я: Ладно, так и быть, живи. Про чипсы не забудь. Мне они потребуются после сегодняшнего вечера.
Нат: ВПЕРЕД, ДЕТКА! ТЫ ЛУЧШАЯ!
Я: Пожалуйста, выключи эти огромные буквы. Я начинаю думать, что ты кричишь в своем большом сияющем пентхаусе.
Нат: Так и есть.
Нат: Важный вопрос.
Я: Слушаю.