Естественно, что такая конституция не была даже для Совета народных уполномоченных самоцелью, но была лишь политическими рамками для осуществления общественно-экономических стремлений. В этих рамках должна была быть получена возможность для развития общественных условий по направлению к социализму, для осуществлении реформ, из которых, в конце концов, возникло бы социалистическое общество.
Эта идея казалась тогда в финляндских условиях весьма естественной. Казалось, что демократическая конституция могла гарантировать в Финляндии в народном представительстве большинство, из которого, по крайней мере, значительная часть прямо требовала социалистического строя, да и остальная часть этого большинства не сопротивлялось бы по всей видимости введению хотя бы постепенных и осторожных реформ, ведущих к этому строю. Противники социализма были бы принуждены находиться в народном представительстве в меньшинстве и быть, таким образом, бессильными, парализованными. Так думали.
Смотря по устройству экономической жизни Финляндии, такая мысль отнюдь но казалась невозможной. Невзирая на то, что капиталистическое развитие Финляндии невысоко, главная часть из системы производительных условий страны могла быть, благодаря простоте своего устройства, относительно легко взята, по крайней мере, в собственность государства, - легче, чем народное хозяйство многих более развитых стран. Деревообрабатывающая и бумажная промышленность является в Финляндии относительно своей производительной ценности прямо-таки господствующей частью капиталистической промышленности. Безусловно, наибольшая часть (около девяти десятых) всех лесов принадлежала уже и прежде казне. Бумажная промышленность очень концентрирована: конфискация нескольких десятков крупневших предприятий была бы уже, без сомнении, равносильна конфискации почти всей этой отрасли промышленности. В лесопильной промышленности также крупнейшая часть производства находится в руках сравнительно редких крупных акционерных обществ, которые к тому же не пользовались симпатиями даже среди крестьянских землевладельцев. Конфискация всего около двухсот предприятий в собственность государства, казалось, могла с большим основанием означать полное господство государства и этих областях, а через это она означала бы и беспримерное косвенное влияние государства в прочих областях капитализма. Кроме того, превращение государственного банка в единственный или, по крайней мере, в господствующий торгово-промышленный банк и сконцентрирован не всей внешней торговли в руках государства, - что в условиях военного времени стало простою задачей, - дополнили бы решительно превращение государства в силу, управляющую всем народным хозяйством страны. Государство являлось бы в этом случае господствующим капиталистом, но оно не было бы более государством, управляемым частными капиталистами и буржуазией, не было бы их классовой организацией, а «народным государством», в котором они, находясь в меньшинстве, не могли бы получить решающей власти. Решающая власть должна была наверняка находиться в руках трудящегося народного большинства, которое сообразно своим интересам пользовалось бы ею для превращения экономической деятельности государства в деятельность все более и более полезную дня рабочего класса, чтобы таким путём постепенно превратить государство в социалистическое общество.
Такую экономическую политику имел явно в виду Финляндский Совет народных уполномоченных. Во всяком случае, часть его членов полагала, что большинство демократического народного представительства может согласиться на конфискацию крупнейших деревообрабатывающих и бумажных предприятий в вышеуказанном об’ёме и на подчинение внешнего торгового обмена руководству государства; из этих мероприятий вытекало бы также изменение положения государственного банка. Что произошло бы, если германский империализм не пришёл бы на помощь финляндским капиталистам, а рабочий класс победил бы в своей борьбе, - об этом еще и трудно, и бесполезно высказывать предположения. Но и без этих недостоверных