Выбрать главу
И ратный обоз мы захватим притом». И оба, вперёд с удальцами помчась, 14140 На рать Фериборза напали тотчас. Тот спину к Хуману в бою обратил; Тогда и воителей страх охватил; Утратили разом задор боевой. Все жарче туранцев напор боевой, Не в силах бойцы перед ним устоять, Один за другим обращаются вспять. Литавры и знамя повергнуты в прах, Снедают воителей горе и страх. Всё мраком в глазах у бойцов облеклось,[508] 14150 От недруга бегством спасаться пришлось. Отброшены копья, смешались ряды, Стремян уж нельзя отличить от узды — Так мчатся; длить битву не в силах они. Кровь льётся рекою, куда ни взгляни. Туранских рядов всё сильнее напор, Летит предводитель к подножию гор, И каждый за ним, кто в бою уцелел, Но горек, увы, уцелевших удел! Меж тем и Гудерз и воинственный Гив 14160 Сражались по-прежнему, не отступив. Вгляделся Гудерз, предводитель седой, И обмер он вдруг, потрясённый бедой: Глядит и не видит, в смятенье придя, Ни ратного стяга, ни войск, ни вождя. Коня повернул он и ринулся вспять — Смятенье объяло гудерзову рать. С укором тут Гив на отца посмотрел: «Когда же страшился ты палиц и стрел! Бежишь от Пирана? Сгорев от стыда, 14170 Мы головы прахом посыплем тогда! В живых не останется в нашей стране Никто из мужей, закалённых в войне. Кто мог бы от смерти всесильной спастись? С ней — хищницей злобной — попробуй, схватись! Так если опасность нависла в бою, Пусть видят лицо, а не спину твою! Нам поле сраженья оставить нельзя, Нам дедовский прах обесславить нельзя. Старинных преданий хранитель-мудрец 14180 Сказал в назидание, — вспомни отец: Когда подпирает брат брата плечом, Срыть гору огромную им нипочём. С тобою ведь семьдесят храбрых сынов. Воинственных львов, непоборных слонов. Мы недруга сталью мечей искрошим, Хотя б из гранита он был, — сокрушим!» Пристыженный пылом сыновних речей, Взглянув на шеломы родных силачей, На месте седой богатырь устоял, 14190 Раскаялся в том, что бежать замышлял. Тут вышел вперед Горазе и затем Берте и Зенге, и герой Гостехем. Священную клятву они принесли, Которой нарушить бы ввек не смогли: «Пусть палицы кровь проливают рекой, Разить не устанем могучей рукой! Сомкнувшись теснее, врага отразим, И славу былую себе возвратим». Остались на месте, вновь клики гремят 14200 И палицы витязей тяжко разят. Туранских немало убито бойцов, Но жребий иранцев все так же суров. Бижену Гудерз, мудрый вождь боевой, Велит: «С добрым луком своим, с булавой К вождю Фериборзу стрелою помчись, И к войску со стягом Каве воротись. Не то — пусть вернётся со знаменем сам, Чтоб света не взвидеть туранским бойцам!» Бижен боевого коня горячит, 14210 Как молния, он к Фериборзу летит. Примчавшись, сказал: «Предводитель бойцов, Ужель ты от битвы укрыться готов? Как мужу пристало, вершину покинь, Коня боевого в сражение двинь! А если не хочешь — мне стяг поручи И ратных мужей, и стальные мечи». Разгневался, эти услышав слова, Зов чести отверг меченосцев глава. Прикрикнул на витязя: «Мелешь ты вздор! 14220 Неопытен ты и в решениях скор. Не мне ли доверены войско и стяг, Шелом полководца, престол и кушак! Стяг ратный нести не Бижену подстать. Иль мужа храбрей на земле не сыскать?» Сын Гива занес вороненый клинок И надвое стяг кавеянский рассек, Схватил половину, и вскинул, и с ней, Как буря, помчался к дружине своей. Как только туранцы его вдалеке 14230 Увидели с поднятым стягом в руке — Тотчас приготовилась грозная рать Воителю наперерез поскакать. Тот тянется к лезвию, тот — к булаве, И вспыхнула битва за знамя Каве! «В том знамени скрыта, — промолвил Хуман, — Вся сила, которой владеет Иран. Коль вырвем мы знамя — величия знак, — Для шаха весь мир погрузится во мрак». Лук тотчас Бижен оснастил тетивой, 14240 И хлынули стрелы, как дождь грозовой. Врагов поражая, вперёд он скакал... Обильного пира дождался шакал![509] От ратных мужей услыхали меж тем Воинственный Гив и герой Гостехем: «Туранцы отхлынули. Верно, с высот Бижен кавеянское знамя несёт». На помощь помчались к нему храбрецы, С мечами мужи, с булавами бойцы. Напали, туранцев разят. И стрелой 14250 Всё дальше несётся Бижен удалой. Повергнув немало туранских мужей, Бойцы возвратились к дружине своей. Бижен, кавеянское знамя воздев, Вновь ринулся в бой, словно яростный лев. Вновь пыль из-под конских копыт поднялась, Дружина вкруг стяга Каве собралась, На недруга яростно ринулась вновь, И вспыхнула битва, и хлынула кровь. Пред войском повержен Ривниз-исполин, 14260 Царя Кей-Кавуса возлюбленный сын, Сын младший, украшенный блеском венца, Душа Фериборза, надежда отца. Глава венценосная пала во прах; Ирана воители в горе, в слезах. Но вот громовой раздаётся призыв: «О славные! — кличет воинственный Гив, — Средь витязей наших бойца не найти, Который Ривниза бы мог превзойти. И доблестный сын Кей-Кавуса, и внук 14270 Безжалостной смертью похищены вдруг; Форуда с Ривнизом она унесла; Страшнее творились ли в мире дела? Коль ныне дозволим, чтоб враг овладел Короной Ривниза, позор — наш удел! Мне поле сраженья покинуть нельзя, — Нагрянет противник, разгромом грозя. Но эту корону на поле войны Мы в руки туранцам отдать не должны. Ривниза утратив, утратить венец? — 14280 Тогда обесславлены будем вконец!» Услышал иранского витязя зов Пиран, предводитель туранских бойцов. Тогда за венец молодого царя Сразились два войска, отвагой горя. Немало бойцов с двух сторон полегло, И счастье опять отвратило чело От рати иранской. Внезапно Бехрам, Стремительно ринувшись к вражьим рядам, Венец высоко поднимает копьём — 14290 Два войска стоят в изумленье кругом. Иранская рать ликованья полна: Заветный венец отстояла она! А сеча кровавая все горячей, Все чаще удары булав и мечей. Но вот уже, словно завесой густой,[510] Вечерней окутался мир темнотой. Из рода Гудерза лишь восемь пришли В свой стан, остальные в бою полегли. А Гив потерял двадцать пять силачей, 14300 Казны и короны достойных мужей. И семьдесят царь Кей-Кавус удальцов Утратил — могучих, отважных бойцов, К тому же и сына Ривниза: один, Он стоил, прославленный, целых дружин! А в стане туранском — бойцов девятьсот Утратил Пирана воинственный род; Три сотни семья Афрасьяба-царя Оплакала, в пламени муки горя. И всё ж торжествует победу Пиран, 14310 Безмерною радостью он осиян. Тьма скрыла иранской дружины звезду, Ей рок не победу судил, а беду. Смешавшись, бегут вереницы бойцов, Оставив и раненых, и мертвецов. Угодно безжалостной было судьбе, Чтоб рухнул скакун Гостехема в борьбе. С копьем богатырским, в кольчуге стальной Побрёл он, шатаясь, как будто хмельной. Бижен подоспел на подмогу ему, 14320 А мир уж давно погрузился во тьму. Сказал он: «Садись за моею спиной! Ведь самый ты близкий мне, самый родной». Помчались вдвоём, погоняя коня, Во мраке, сменившем сияние дня. Познав пораженья печаль и позор, Бежала дружина к подножию гор. А войско Турана сомкнуло ряды, И ратники, бранной победой горды, К шатрам, торжествуя, пускаются вскачь, 14330 Чтоб новых на утро добиться удач. Над станом иранским встал горестный стон; Там каждый воитель, душой удручён, Рыдал безутешно в пустынных горах О близких своих, что повержены в прах. Кто б мог изменить начертанья судеб? То милостив их приговор, то свиреп. Вертящийся свод не щадит никого, И нет ни друзей, ни врагов для него; Нас губит его нескончаемый бег, 14340 Недаром трепещет пред ним человек!
вернуться

508

14149 В оригинале: «от несчастного боя глаза их стали лиловыми (бäнафш)» в смысле «стало темно в глазах».

вернуться

509

14242 В оригинале: хäми горг-е дäррäндера сур кäрд — «хищному волку устраивал угощение».

вернуться

510

14295 Здесь в переводе пропущен один бейт текста Вуллерса как излишний (его нет также и в Калькуттском издании).