[Иранцы уходят на гору Хемавен]
Вот месяц над горной вершиной взошёл,
Как царь-победитель на гордый престол.
Пред войском своим возглашает Пиран:
15640 «Немногих сберёг неприятельский стан!
Едва, темноту разгоняя, восход
Топазовым морем зальёт небосвод,
Мы всех истребим уцелевших врагов,
Чтоб сердце себе истерзал Кей-Хосров».
Весельем объяты, все двинулись в путь
И сели, примчась, у шатров отдохнуть.
Робабов и ченгов послышался звон,
Туранское войско забыло про сон...
А в стане иранском в тот горестный час
15650 Рыдали отцы, над сынами склонясь.
Убиты и ранены сотни бойцов,
Струится потоками кровь храбрецов.
Уж мертвых равнина успела скопить
Так много, что негде меж ними ступить.
Всю ночь подбирали иранцы своих,
На волю судеб оставляя чужих.
И тех сожигали, что были мертвы,
Живым — налагали повязки и швы.
Из рода Гудерза на радость врагам
15660 Немало погибло воителей там.
И каждый иранец бедой потрясён,[550]
Гудерза звучит раздирающий стон.
Усыпал седины воителя прах.
Одежды свои раздирая, в слезах,
Взывает: «О кто же на старости лет
Был жертвою столь сокрушительных бед?
Зачем, седовласый, остался я жив,
Сынов ненаглядных в земле схоронив?
С рожденья — с того злополучного дня —
15670 Никто без кольчуги не видел меня,
И рядом со мною кидались в бои
Сыны удалые и внуки мои.
Немало их в первом сраженье с врагом
Погибло: совсем обезлюдел мой дом!
Тогда и Бехрам несравненный угас:
Сказал бы ты, солнце померкло для нас!
Теперь и других я утратил сынов,[551]
Прославленных, полных отваги бойцов».
При вести печальной и Тус зарыдал,
15680 От горя лицом пожелтев, как сандал.
Он тяжко вздыхает, из скорбных очей
На грудь проливает кровавый ручей
И молвит: «На горе в саду бытия
Новзером прославленным выращен я!
На свет не родись я — не знал бы в боях
Стыда и печали о павших во прах.
С тех пор как сражаюсь, я светлого дня
Не видел, хоть смерть пощадила меня...
Спешите собрать мертвецов дорогих,
15690 Сыщите снесенные головы их,
Предайте земле, где молчанье и тлен...
И после к соседней горе Хемавен[552]
Везите и ратную кладь, и шатры;
Становищем станут нам склоны горы.
Пошлю донесенье владыке царей,
Пусть нам подкрепление шлёт поскорей.
Гонца уже раз посылал я, и весть
Он, верно, успел властелину отвезть.
К нам скоро, быть может, дружины оплот,
15700 Сын Заля — Ростем на подмогу придет».
Так молвив, повёл он бойцов и обоз,
И горесть о павших с собою унёс.
[Туранское войско осаждает гору Хемавен]
[Вот мир лучезарным венцом озарён,
Кафуром осыпан эбеновый трон.[553]
Спит недруг. Усталость бойцов велика:
Прошли уж десяток фарсангов войска.]
Шли ночью и днём, выбиваясь из сил;
Воителей голод жестокий томил,
Душили их слёзы, страдание жгло,
15710 И лица черны, как воронье крыло.
И вот до горы Хемавен добрались,[554]
Ряды за рядами к подножью сошлись.
И Гиву сказал предводитель бойцов:
«О витязь мудрейший, глава храбрецов! вернуться
15661—15662 В оригинале бейта (с перестановкой полустиший в переводе) дословно:
«Когда услышал Гудерз — издал громкий крик
Земля от их воплей (äз банг-е ишан) пришла в содроганье (букв. в кипенье)».
вернуться
15677—15678 Здесь перевод следует варианту Парижского издания, помещенному у Вуллерса в примечании.
вернуться
15692 Гора Хемавен — по контексту несомненно гора в пограничном районе. Сопоставление с реальной горой затруднительно.
вернуться
15704 Дословно: «Солнце разбросало камфору на трон из слоновой кости». Образ оригинала неясен: камфора-белизна на белой же слоновой кости? — В переводе сказано об эбеновом, т. е. чёрном (возможно и красном) троне.
вернуться
15711 Здесь в переводе перестановка стихов, что, в частности, совпадает с Лондонской рукописью.