— Что же помехой стало?
— В ту пору смутьяны в наших краях объявились. Атаман казацкий Стенька Разин пришел в Астрахань, захватил и «Орел». Царских слуг в то время не миловали. Наши товарищи на шнявах смогли уйти в Персию, а мы с капитаном Бутлером не успели и потом еле ноги унесли от разбойников. Целый год, почитай, добирались до Москвы... — Брандт выколотил трубочку, поднялся, подошел к корме ботика, ласково потрогал полукружье транцевой доски. — Сей бот остался с тех времен. Даже узорчатые кромки по бортам и на корме сбереглись, только краска вся полиняла.
Брандт замолк, встал и, улыбаясь, кивнул на Апраксина:
— А ваш слуга, государь, тоже те времена помнит. Ему довелось «Орел» видывать, и меня он вроде не забыл.
Апраксин густо покраснел, а Петр захохотал:
— Сие не слуга мой, а дядько, почитай, родственный. А што с «Орлом» знался, то к добру, нам в помощь.
В те дни на Плещеевом озере началось приобщение Федора Апраксина к морскому делу. Пытливый стольник ни на шаг не отставал от царя. Он поневоле, помогая Петру в освоении пока примитивных навыков постройки судов, с увлечением втягивался в ту работу. Теперь Федор с удовольствием трудился на верфи, а потом бился... в «потешных» сражениях на воде.
Приобретенный за 4 года на Плещеевом озере опыт вскоре пригодился.
В 1693 году, во время пребывания с царем в Белом море, Федор отправился с ним в плавание к Баренцеву морю. Верно оценив значимость единственного морского порта России, Петр ставит верховодить н ; »том крае близкого ему человека. О чем упомянул и летописец:
«Сего же августа 22 числа великий государь пожа-цпаал ближнего своего стольника Федора Матвеевичи Апраксина: указал быть на Двине воеводою на место Андрея Артамоновича; и того же числа великий $о<'ударь изволил окольничьяго Андрея Матвеева по-<• тть в Москву».
Воеводы на Руси управляли воинами, водили в бой полки большие и передовые, правой и левой руки. Царь Михаил Федорович, укрепляя оборону, начал ставить воевод правителями в пограничных городах и уездах, где им принадлежала «по всем делам» мл петь, кроме духовной. Одним из них оказался дед Федора, Василий Петрович Апраксин, который был послан царем воеводою в город Севск. По закону, вое-иода не собирал кормов и пошлин, но не были воспре-щены «добровольные приносы» в почесть. Воевода (*рнл их без зазрения «сколько рука выможет», ибо был наместником, а значит, правил и судил. Широта влас-in его не была определена законом, потому волей-нево-'leii порождала злоупотребления. К тому же и наказы им Москвы предписывали в конце концов поступать как пригоже, смотря по делу, как Бог вразумит». Немало худородных дворян, почуяв возможность без особых хлопот и риска набить мошну, старались пробраться через знакомства при царском дворе в воеводы.
Перед отъездом в Москву царь заложил в Архангельске верфь для строительства судов. Апраксину нага зал сооружать 20-пушечное судно.
— Не забудь леса припасти до зимы для строения повой яхты. Потолкуй с купцами Баженовыми на
Вавчуге, нынче к ним загляну. Пушки отольем в Олонце, блоки я сам обточу. На верфь пришлю пару-тройку подмастерьев из Голландии, без них не сладить по-доброму.
Потекли воеводские будни. Казна требовала денег, город и деревня порядка, народ суда по справедливости. Дьяки, подьячие прочие чины старались побольше урвать, за всеми нужен был глаз.
По первому снегу повезли из Вавчуга доски и брусья. Почти каждый день разгребали верфь от снега, стряхивали порошу с аккуратно сложенных стопками досок. Над Двиной замельтешил снегопад, укрывая скованную льдом полноводную реку. Долгие ночи сменял короткий день. Оно и день не день. В полдень изредка стылое солнце проглянет сквозь морозную мглу, а так метель да снегопад неделями скрывают светило, и недолгие дни кажутся серыми и тоскливыми.
После Рождества пришла весточка воеводе от брата Петра. Наталья Кирилловна занемогла.
Спустя три недели одному Апраксину поведал о своем горе царь, кончине матери.
— Федор Матвеевич, — по-родственному обращался он. — Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце. Обаче вспоминая апостола Павла, «еже не возвратити день, иже мимо иде», сия вся, елико возможно, аще и выше ума и живота моего (о чем и сам подлинно ведал), еще поелику возможно, рассуждаю яко всемогущему Богу и вся по воле своей тво-рящу (как угодно). Аминь».
С открытием навигации 1694 года в Архангельск потянулись десятки иноземных судов. Хлопот у воеводы прибавилось — всех принять надо по-доброму, но смотреть зорко за мошенниками. Как бы товар гнилой не привезли, не околпачили наивных русских купцов.
В мае прибыл царь, спустили на воду первое судно, построенное в Соломбале под присмотром Апраксина, «1Крестили «Святым Павлом». Проводив царя в поход ми Соловки, Апраксин присматривал каждый день за достройкой на воде «Святого Павла». Предстояло на мгм совершить второе плавание к океану, к Баренцеву морю.
В августе в Архангельске встал на якорь первый фрегат «Святое пророчество» в 44 пушки, построенный в Голландии. На гафеле развевался по ветру российский флаг, бело-сине-красный.
Отряд кораблей снаряжался к предстоящему походу. За все в ответе был Апраксин. Кроме закупки всех припасов надо было приискать матросов на фрегат и яхту. Поморы ушли в море рыбачить, бить тюленей и китов. Пришлось вылавливать по кабакам оставшихся рыбаков, уговаривать иноземных матросов. Те отнекивались, заламывая цену. Все же кое-как набрани команды.
Утром 10 августа заколыхались верхушки прибрежных елей, побежала рябь по воде, потянуло с вер-:овьев Двины. «Святое пророчество» разразилось троном пушечных выстрелов: «Всем с якорей сниматься».
Один за другим, поднимая якоря, расправляя паруса, двинулись к устью суда морского каравана. Как на грех, в вечеру южак затих, пришлось пережидать безветрие на якорях в Березовском устье. До Мудьюга добирались трое суток. Потом дело пошло веселей. Попаяло с запада, с каждым часом крепчал ветер. Кораб-!и потянулись к Терскому берегу. Перед заходом солнца ветер стих, колонна расстроилась, медленно продвигаясь к Терскому берегу. К утру ветер снова наорал силу, но едва в дымке показался Терский берег, нашел сильный туман. На судах ударили барабаны, зачастили корабельные колокола. Каждое судно обозначало свое место, предупреждая столкновение.
На закате солнца слева осталось устье Поноя, а на рассвете, оставив далеко позади Три острова, обогнули Орлов Нос и вышли в океан. Ветер постепенно зашел к востоку, с севера находила океанская зыбь.
Петр оглянулся: яхта «Святой Петр» опять не держала строй, отошла влево, прижимаясь к скалистому побережью. Ландшафт Терского берега в этом месте постепенно менялся. Исчезли редкие сосновые рощицы на склонах речных каньонов, вдалеке протянулась цепочка лысых сопок, покрытых кое-где снегом.
Море заштилело, Петр собрал капитанов на совет:
— Пойдем далее к окияну, поелико возможно. Ежели задует противник, попрощаемся с купцами и повернем в Архангельский.
Лумбовскую губу миновали светлой ночью, а к восходу солнца, когда вышли на траверз Святого Носа, ветер зашел круто к северо-западу и развел большую волну. Началась утомительная лавировка и черепашье продвижение вперед. Слева под берегом протянулась гряда островов. Кто-то из матросов-поморов проговорил: «Семь островов».
— Ну, покуда будет, — решил Петр, — с окияном поцеловались. — И распорядился: — Дать сигнал на обратный курс.
Пять пушечных выстрелов разорвали безмолвие океана. Обменявшись прощальными салютами голландскими и английскими судами, три российских корабля развернулись на обратный галс и направились к Белому морю.
Дважды Апраксин выходил с Петром к Баренцеву морю, но в этот раз царь решил претворить в жизнь давние замыслы.