Пока принюхивался к аппетитнейшим запахам, определялся с местом, откуда они доносятся, тянулся к контейнерам с едой, мирно стоявшим на заднем сидении, и радовался тому, что желудок, несмотря на голод, не крутит, невольно разбудил Земляничку. И она, толком не успев вернуться в сознание, спросила, как я себя чувствую.
— Ты знаешь, на удивление хорошо! — честно сказал я, срывая крышку с контейнера, в котором, судя по этикетке, должен был обнаружиться борщ. — Проголодался, но этот голод терпимый. А еще не чувствую ни судорог, ни жара, ни озноба и, кажется, могу сформировать покров…
— Пока не стоит! — попросила она, убедилась, что я не спешу проводить эксперименты, и облегченно выдохнула: — Если твоему организму на самом деле не хватало нормального отдыха, то стоит дать ему оклематься. Кстати, твоя Валька — умничка: ты пропустил всего три тренировки — а результаты уже налицо.
Упоминание о количестве тренировок заставило посмотреть на часы и изумленно выгнуть бровь:
— Уже половина первого ночи?!
— По времени Великого Новгорода… — на всякий случай уточнила Раиса Александровна, и я, почувствовав в ее голосе легкое напряжение, включил голову.
Результат раздумий заставил подобраться и вернуть ложку в контейнер:
— Хотела поговорить о том, что уже двадцать четвертое, а в понедельник, двадцать пятого, мне надо будет появиться в лицее в каком-нибудь статусе?
— Да… — кивнула Зыбина, взглядом потребовала, чтобы я продолжил есть, собралась с мыслями и начала беседу уж очень издалека: — Знаешь, к концу первой недели нашего пребывания в Италии ко мне в спальню вломилась Валька Замятина и потребовала убедить тебя снизить ежедневные нагрузки, ибо, по ее мнению, ты себя фактически убивал. Еще дня через четыре то же самое требование передали твои пестуны. Через Иглу, рискнувшую «оспорить мою волю». За ними запаниковала Леди, потом — Янка, а я… я не сказала тебе ни слова. Хотя рвала себе душу с четвертого января — именно в этот день ты внезапно начал вкладываться в каждое действие так, как будто доживал последние минуты жизни и жаждал взять от нее все возможное. Увы, придумать слова, которые смогли бы убедить тебя не расстраиваться из-за перехода в род Волконских, так и не получилось — я слишком хорошо знаю, что за гадюшник прячется за парадной витриной Императорского рода, а лгать тебе в глаза и не могу, и не хочу…
Очередная ложка борща стала в горле колом. Ибо эта женщина как-то умудрилась почувствовать мою реакцию на третий транш от матушки — сумму в двадцать три рубля, сообщавшую, что родительница будет вынуждена уйти в тину на более долгий срок! Если бы не новость о чудом сорвавшемся захвате и тяжелом ранении «маньяка-Воздушника», появившаяся во всех средствах массовой информации третьего января, я бы не задергался. А так понял, что матушку действительно зацепили, и решил задавить беспокойство делом.
Вот и убивался на каждой тренировке, доводя себя до состояния, в котором голова не работала вообще, а сознание отключалось при любом прикосновении щеки к подушке.
Увы, рассказывать обо этом Зыбиной я не имел права, поэтому грустно улыбнулся:
— Благодаря твоему молчанию и мимолетным ласкам я пережил самое сложное — принятие ситуации — относительно спокойно. Благодаря чему даже придумал неплохой способ сохранить отношения с всеми вами если не на нынешнем уровне, то на довольно близком к уже имеющемуся. Только мне потребуется твоя помощь.
В глазах Раисы Александровны вспыхнула надежда:
— Окажу. Любую! Рассказывай!!!