Выбрать главу

ГЛАВА 10

КОМПОЗИТОР КАК ЖИВОПИСЕЦ

Нет, мечта доктора Шолпо не погибла вместе с ним. Человек уносит в могилу принадлежащее ему одному, а то, что он создал для поколений, продолжает жить и развиваться вопреки всему временному, случайному, тормозящему.

В послевоенные годы графический звук прижился на кинофабриках ряда стран. Идея синтетической музыки породила изобретение новых аппаратов. В памятных читателю приборах кельнской студии звукозаписи, в морфофоне Анри Шеффера, в аппаратах фирмы «Филипс» и многих других на новой основе возродились принципы, провозглашенные Шолпо, правда в подпорченном, подогнанном к «шумомании» виде, да и технически часто гораздо менее совершенных. Вся «электронная музыка»— это, по существу, извращение идеи музыкального синтеза.

Но кое-какие из новых аппаратов были весьма поучительны. Например, американский электроакустик Олсон построил громадный и сложнейший кибернетический синтезатор, основанный на... камертонных генераторах. Знаменательный факт! Ведь именно такие генераторы ввел Шолпо в свой фантастический проект «механического оркестра» из юношеского рассказа «Враг музыки». Однако наиболее интересное развитие получила мечта доктора Шолпо на его родине. Да это и закономерно.

ЗВУКИ В МУЗЕЕ

Год 1960.

Надо идти по Арбату, за театром Вахтангова свернуть в переулок, разыскать дом 11. На стене вывеска: «Музей Скрябина». Объявление о часах работы заканчивается фразой: «Выходной день—среда». Сегодня среда. Но из окон второго этажа слышатся приглушенные звуки.

Вхожу в парадное. Звоню. Сотрудник музея ведет меня по небогатой квартире великого композитора. Столовая, гостиная... Сверкают полированной чернью два рояля. Дверь, еще дверь — и... Могучий аккорд заставляет замереть! Звуки слились неразделимо. Они не похожи ни на что слышанное прежде. Трудно описать их словами. Но эти звуки прекрасны. Они ширятся, заполняют все, крепчают — и вдруг неуловимо меняются. Аккорд светлеет, искрится, затихает... и гаснет. И тут же, следом за ним, раздается звонкий, рассыпающийся на тысячи брызг удар...

Молчание. Я оглядываюсь. Просторная комната. Незаконченные художественные стенды. Углем начертаны скрябинские слова из программы к четвертой сонате: «...со скоростью света прямо к Солнцу, в Солнце...»

Несколько магнитофонов и динамиков. В углу двое склонились над машиной, напоминающей по виду небольшой печатный станок. Это на ней сотворены звуки. Это новый советский музыкальный синтезатор, плод многолетнего труда изобретателя Евгения Александровича Мурзина.

ОТ ЭЛЛИНГТОНА ДО СКРЯБИНА

Когда поднимался к своим блестящим триумфам Шолпо, Мурзин был еще совсем юным студентом Строительного института. Он превосходно учился и увлекался изобретательством. Чего он только не придумывал! Гидравлические клапаны, ускорители заряженных частиц, усилители биотоков мозга. Правда, внедрить задуманное в практику никак не удавалось. Но Мурзин не унывал. За его плечами — двадцать лет, у него — учение, спорт, друзья и подруги, музыка. Да, музыка. и случилось так, что как раз в этой области ярко выявился его изобретательский талант.

Поначалу, как это нынче частенько бывает, Мурзин слыл почитателем джаза. Нравились упоительная ритмичность, веселые мелодии, неожиданности аккомпанемента. Мурзин принялся разыскивать самобытные пластинки и натолкнулся на замечательного, по-настоящему народного композитора и дирижера — американского негра Дюка Эллингтона.

Как-то в кабине магазина грампластинок, когда Мурзин самозабвенно прослушал очередную эллингтоновскую новинку, другой покупатель с любопытством посмотрел на него и спросил:

— Неужели нравится?

— О! Хорошо!

— А ведь многим нашим джазопоклонникам эта штука не по зубам...

Разговорились. Мурзин узнал о своеобразии ансамбля Эллингтона: музыканты играют без нот, записи их выступлений — это тщательно отрепетированная коллективная импровизация. А под конец затянувшейся беседы новый знакомый дружелюбно заметил:

— Чувствую, что вы уже созрели и для серьезной музыки. Помяните мое слово: настанет время, и вашим любимым композитором станет знаете кто? Скрябин!..

Так началась поныне продолжающаяся дружба с Константином Львовичем Солошеком, в ту пору работником фонотеки Радиокомитета, а ныне — директором специализированного магазина грампластинок на улице Кирова.