Для горной болезни характерны одышка, сердцебиение, частый и неритмичный пульс, головные боли, кровотечение из носа. Человек на первых порах испытывает возбуждение, становится веселым и болтливым, плохо отдает себе отчет в происходящем, переоценивает свои возможности, а в горах это особенно опасно. Потом наступает заторможенное состояние. Люди делаются вялыми, движения их замедляются, возникает сонливость, реакция на внешние события запаздывает.
В горах, на высоте, люди очень быстро обмораживаются. Наши медики установили, что виноват в этом не только холод. Оказалось, что периферические венозные сосуды на высоте сужаются, следовательно, к поверхности тела поступает меньше крови, потому и защищаться от обморожения труднее.
Жизнь и работа в горах позволили на опыте убедиться, насколько правы наши медики. В последующие годы я вместе с товарищами подолгу работал в «Приюте одиннадцати», мы проводили немало времени на седловине горы, то есть на высоте, превышающей 5 тысяч метров, да и восхождение на вершину Эльбруса стало довольно обычным делом. Как-то я был даже проводником в одном из таких подъемов. Постепенно у нас образовался значительный актив альпинистов, хотя восхождения на самые большие высоты удавались не всем. Это зависело от состояния здоровья.
Однако наша первая попытка подняться на вершину Эльбруса была неудачной, хотя все как будто делали по правилам. Восхождение начали в 2 часа ночи, чтобы до рассвета пройти относительно легкую часть пути, а все светлое время использовали для подъема на покрытую фирновой шапкой гору. Эта шапка, состоящая из крупнозернистого снега и льда, у Эльбруса велика. Снег лежит начиная с высоты 3200–3500 метров. От нетающей фирновой шапки отходит около 50 ледников, которые питают водой Кубань, Баксан, Малку и другие реки.
Перед выходом руководитель группы, спортсмен-горнолыжник А. А. Яковлев подробно нас проинструктировал, проверил обувь и снаряжение каждого. Нас вел бывалый проводник. И шли за ним 16 человек, которых отобрали среди желающих как самых подготовленных. Мы поднимались не торопясь, в «Приюте одиннадцати» сделали продолжительную остановку для акклиматизации. Потом двинулись дальше. Казалось, все идет хорошо, мы достигнем вершины, ведь она уже недалека.
Выше «Приюта одиннадцати» подниматься приходилось часто ползком, но мы были для этого достаточно оснащены — на руках рукавицы, все вооружены ледорубами. Глаза, защищены темными очками, лица смазаны вазелином и покрыты марлевыми масками. Лезли вверх и думали о том, какая неоглядная даль, какая неописуемая красота откроются перед нами с вершины! Нам говорили, что оттуда можно увидеть даже Черное море, хотя до него 200 километров…
На высоте 4800 метров сделали очередной привал. А. А. Яковлев посоветовал всем опереться на ледорубы и постоять равномерно дыша. Он обратился к участникам восхождения с такими словами:
— На Эльбрусе мы будем работать долго. Возможность взобраться на самый верх будет у всех, кто захочет, и даже не один раз. Каждый сможет получить таким образом официальный документ, удостоверяющий, что он был на самой большой вершине Европы. Нам до нее осталось как будто немного, а все же идти несколько часов и, учтите, впереди самое трудное. Сейчас подготовьтесь как следует к дальнейшему пути, проверьте свое снаряжение и одежду. Обратите особое внимание на ноги. Двигаться мы будем еще медленнее, чем до сих пор, так что обморозиться очень легко. Кто чувствует себя неважно, пусть скажет. Так будет лучше и для него, и для остальных.
Не знаю, как товарищи, а я чувствовал себя не особенно хорошо. Горная болезнь давала знать о себе, а главное, сильно мерзли ноги. Мороз был около 25 градусов. В Ленинграде он бы меня не остановил, но я уже понимал, что в горах, на высоте, холод действует куда сильнее, чем внизу.
В общем, я подумал-подумал и заявил, что дальше не пойду, отложу до другого раза. Остальные решили идти, все пятнадцать человек.
Признаться, мне стало неловко перед товарищами. Неужели я слабее или боязливее всех? Но слово было сказано.
Вернувшись в «Приют одиннадцати», я почувствовал себя значительно лучше. Неприятные ощущения прошли, ноги больше не стыли. Я стоял и смотрел, как наша группа продолжает восхождение. С каменистого островка, где разместился «Приют», была ясно видна цепочка людей, тянувшаяся по ослепительно белому, сверкающему склону к седловине Эльбруса.
Я смотрел на товарищей, на их ставшие совсем маленькими фигурки и корил себя: «Надо было натереть ноги спиртом и лезть дальше, как другие». Мне было совестно, казалось, что я проявил не осторожность, а малодушие.