Государственная комиссия особо отметила, что мы пустили и ожижитель неона, очень удобного для многих криогенных исследований. Сам этот довольно редкий газ — неон — стали извлекать из воздуха, хотя его содержание в атмосфере ничтожно мало. Не буду пересказывать все выводы комиссии. Заканчивались они такими словами: «Государственная комиссия считает, что проведенная работа заслуживает высокой оценки и может быть представлена на премию президиума Академии наук СССР».
Действительно, мы вскоре получили премию, и довольно щедрую.
Гатчинский институт еще очень молод, но тем приятнее отметить, что под руководством профессора О. И. Сумбаева он уже стал одним из крупнейших центров ядерной физики. Гатчинцам принадлежит большая заслуга в изучении так называемого слабого взаимодействия, само существование которого недавно подверглось сомнению. Это взаимодействие настолько слабо, что составляет одну десятимиллионную часть силы ядерного взаимодействия. Но оно существует, и это теперь доказано работами гатчинских ученых, сумевших произвести необычайно тонкие эксперименты с помощью оригинального метода, при котором точность оказалась в тысячу раз выше прежней.
Гатчинские ученые, обладая мощнейшим синхроциклотроном, имеют возможность работать с большим числом изотопов, что тоже дает богатые научные плоды.
Все это лишь отдельные примеры, показывающие, что наши физики успешно проникают в самые глубины, заветные тайны строения материи. На этом пути их, несомненно, ждут новые большие открытия. В тончайших исследованиях элементарных частиц активно участвует и гатчинский криогенный комплекс. Глубокий холод помогает изучать строение атомного ядра, которое до сих пор, несмотря на все сделанное, остается во многом неясным для науки. А насколько ядерные исследования, самые тонкие и глубокие, важны для человечества, теперь не приходится доказывать: атомная энергия стала на практике гигантской силой, способной служить и разрушительным, и созидательным целям.
У Гатчинского института огромные возможности, иг с удовольствием наблюдаешь, как молодое поколение ученых, используя их, быстро идет вперед, проявляя все растущую научную зрелость. В Гатчине уже есть свои, выросшие здесь, доктора наук и члены-корреспонденты Всесоюзной академии и лауреаты Ленинских: премий — В, М. Лобашев и В. А. Назаренко. Будут и академики, не сомневаюсь в этом. Когда-то, в двадцатых годах, в молодом Физтехе на моих глазах быстро выросла «могучая кучка» теоретиков и экспериментаторов, чья деятельность способствовала развитию физики. Сейчас нечто похожее происходит в Гатчине, тут вместе с экспериментаторами работает и своя теоретическая группа, уже имеющая серьезные достижения.
Поездки, встречи
Работа заставляет много ездить по стране и сейчас. Редкий месяц проходит без того, чтобы не пришлось слетать куда-нибудь — в Харьков, Донецк, Алма-Ату, Новосибирск. То надо побывать на симпозиуме, научной конференции, то возникла необходимость посоветоваться с товарищами, работающими в одной с нами области науки, или проконсультировать кого-либо… Конечно, можно бы уклониться от многих поездок, сославшись на возраст и плохое самочувствие, но, признаюсь, я поездки люблю. Несколько часов в самолете — и ты совсем в другом краю. Новая обстановка, новые лица, новые мысли, возникающие при обмене мнениями. Все это встряхивает, дает дополнительные импульсы для работы.
Естественно, чаще всего мне приходится бывать в Москве, в Академии наук. Многие дела, особенно когда речь идет об ассигновании средств на наши работы, можно решить лишь там. Но в Москве ждут и встречи со старыми друзьями, там всегда можно посоветоваться по занимающим нас научным проблемам. Потому я обычно в приподнятом настроении сажусь в «Красную стрелу».
В пятидесятых годах, бывая в Москве, я не упускал возможности повидать Игоря Васильевича Курчатова. Он говорил мне не раз:
— Смотри, приедешь в Москву, не забудь заглянуть…
В первый раз я ехал в Лабораторию № 2, как тогда назывался курчатовский институт, не без душевного трепета. То была «святая святых», я примерно знал, какие важные работы там ведутся, понимал, что допуск в лабораторию должен быть строго ограничен, но