— Бесплотные — понятно — это бесы, а под плотскими кого ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, Лёша, тех умных, злых и ненавидящих Бога и Россию мужчин, которые, сыграв на уязвимости женской души, использовали этих глупых и душевно неразвитых девчонок в своей войне против Церкви в качестве «пушечного мяса».
— А с чего ты взял, отче, что это были мужчины? Разве среди сатанистов женщин нет? Даже, вон, среди колдунов с ведьмами процент женщин в этой среде намного выше!
— Для женщин, Лёша, осознанное богоборчество противоестественно, даже в Священной Истории в Библии мы таких практически не видим. Все сознательно противопоставившие себя Богу: Каин, Ирод, Иуда, Анна с Каиафой, фарисеи, — были мужчинами. Да и во всей новозаветной истории человечества лидеры и идеологи тех, кто восставал против Бога и Церкви — римские императоры, французские революционеры, российские их последователи, — все мужчины!
Не женщина произвела на свет атеизм, коммунизм и масонство. Женщина только участвовала в этих процессах, и всегда в качестве ведомого: исполнителя, соратника, агента влияния, «киллера» или «шахидки»… Редкие из них достигали руководящих ролей, но никогда — ведущих!
Женщина по духовному смыслу сотворения своего есть помощник («И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему»), она — опора, поддержка, тыл для мужчины, даже если мужчина — преступник.
Женщина, можно сказать — «запрограммирована» на другую, отличную от мужчины деятельность — служить мужу, рожать детей, строить атмосферу любви в своей семье, быть утешительницей, созидательницей гармонии и красоты — любить и быть любимой! Именно в реализации этой божественной «программы» и обретает женщина то состояние души, которое по-церковнославянски именуется «блаженство», а по-русски — счастье!
Вот на этом-то, на нереализованной потребности в любви и семейном счастье, дьявол и ловит слабые женские души в свои сети, зачастую руками своих душеловов-душегубов — злонамеренных мужчин. Эти отвратившиеся Бога и его Заповедей особи мужского пола, подчиняя себе инстинктивно тянущиеся к мужскому началу женские сердца, превращают предавших им себя женщин в орудия реализации собственных демонических наклонностей — вынуждая тех становиться «пламенными революционерками», сексуальными рабынями или убийцами-шахидками.
— Подожди, батюшка, а как же тогда весь этот «феминизм»?
— «Феминизм», Лёша, есть дьявольское порождение мужского ума, призванное спровоцировать женщин на роль разрушителей Божественного миропорядка! Идеолого-философской базой этого движения стали творения мужчин — Локка, Руссо, Миля, Фрейда, Райха, Теодора Арно и других им подобных. Без тайной или явной мужской поддержки это движение никогда бы не смогло развиться до сколько-нибудь влиятельной силы.
Заметь: нет ни одной «феминистки», которая имела бы гармоничную счастливую семью. Именно невозможность реализовать себя в благословлённом Богом семейном служении чаще всего и толкает неудовлетворённых и обделённых настоящей любовью женщин на путь «борьбы за права» — неважно какие — гражданские, социальные, сексуальные, карьерные или какие-нибудь другие.
В глубине души каждая женщина мечтает лишь об одном «праве» — любить и быть любимой! Поверь, это я тебе говорю как духовник, принявший за годы своего служения более ста тысяч исповедей, большей частью от женщин. Психические патологии я, конечно, в расчёт не беру, это — удел медицины.
— Так значит, ты думаешь, что и с этими «храмовыми танцовщицами» — тоже мужики поработали?
— А то! Ты бы смог свою беременную жену вот так, как ты сейчас на экране видел, на весь мир выставить?
— Нет, естественно!
— А муж этой бедной Гали Колокольниковой смог! Ты представляешь, что у неё должно в душе сломаться и перевернуться, чтоб в такой гадости участвовать? А её родной отец, который свою дочь с детства в бунтарском духе воспитывал и во всех её «акциях» участие в качестве свидетеля принимал, с ней полгода потом не разговаривал за то, что она, по остаткам стыда в душе, отца на эту свальную оргию в музее не пригласила…
— Блин! Животные! Что муж, что папаша… — не выдержав, выругался я. — Они что, вообще шизики или извращенцы? Или и то, и другое?
— Ну, уж точно не христиане…
— Да, батюшка, — не выдержав оставаться сидящим, я заходил взад и вперёд по келейке Флавиана. — Девахи-то эти «конкретно попали»…
— А теперь те же хитрые и злобные мужчины-богоборцы делают их с помощью СМИ героинями и знаменем борьбы против Бога, Церкви и России. А затем во имя «узниц совести», да ещё и их руками, сотворят ещё столько мерзостей, сколько сейчас и предположить невозможно!
— Господи! Бедные девчонки! — схватился я за голову. — Это сколько же всякого зла — презрения, осуждения, ненависти — по ним теперь рикошетом шарахнет! Ой дурочки! Ой бедолаги! Господи, помоги им покаяться!
— Аминь! — вставая, подтвердил Флавиан и, оборотившись к иконам, с крестным знамением произнёс: «Даруй им, Господи, покаяние всецелое и сердце люботрудное во взыскание Твое!».
— Аминь! — подтвердил уже я молитву Флавиана. — Отче! А записку-то за них подать можно?
— Подай! — кивнул Флавиан.
Глава 3
ФЬЮДЖИ
— …Sono un italiano, un italiano vero! — реально похожим на Тото Кутуньо голосом пел лысоватый, среднего возраста итальянец в малиновом пиджаке, подыгрывая себе на синтезаторе и с удовлетворением поглядывая на танцующих.
А посмотреть было на что — европенсионеры «зажигали»! Человек двенадцать-четырнадцать, встав в три ряда посреди небольшой танцевальной площадки, покрытой шероховатыми серыми мраморными плитками неровной формы и огороженной крашенными в яркие цвета мини-скамеечками вместо заборчика, хорошо отработанными движениями слаженно двигались под вышеупомянутый старый хит некогда безумно популярного «шептуна из Сан-Ремо».
— Наверное, это местные, — предположил я, глядя, как чётко поджарые итальянские пенсионеры поворачиваются вокруг своей оси, взмахивая при этом ножкой, затем делают разворот в другую сторону и взмахивают уже другой ножкой, — скорее всего, у них тут есть какая-нибудь танцевальная студия, а это её посетители, уж больно они слаженно танцуют!
— М-м-м! Возможно! — кивнул Флавиан, потягивая мелкими глоточками из большого бумажного стакана с напечатанным на нём видом входных ворот в водолечебный парк холодную минеральную воду, столь возлюбленную некогда римским Папой Бонифацием Восьмым, что в честь него впоследствии и назвали саму эту водолечебницу.
— Может, присоединимся? — нарочито невзрачным тоном спросил я, взглянув наивно-чистым взглядом на погружённое в самое широкое из найденных мною под козырьком галереи плетёных ротанговых кресел величавое тело отца игумена. — Нам же гид объясняла, что для очищения клеток организма от шлаков надо их после наполнения этой минеральной водой встряхивать, как если отмываешь кефирную бутылку от осадка!
Она говорила, что танцевать лучше, чем просто ходить по галерее, для этого и танцплощадку здесь организовали! Так чё — тряхнём молодостью, отче?
— Мы с тобой… — Флавиан глотнул целебной воды, — походим по галерее… — глоток, — потом, немного погодя… — глоток, — походим и встряхнём клетки…
— Ну, как благословишь! — вздохнул я. — А то бы сейчас твист какой-нибудь выдали или брейк-данс, на зависть этому пенсионному кордебалету…
— Обрати внимание, Лёша, вон на ту пару, с правого краю площадки, — Флавиан движением глаз указал мне направление. — Вероятно, это мать и сын!
Я проследил за направлением его взгляда и увидел среди танцующих пару, которая привлекла внимание моего батюшки и друга. Пара действительно была примечательна.
Она состояла из высокого, с обильной проседью в коротко стриженных волосах мужчины лет пятидесяти с небольшим, в черных, явно не новых брюках и в сине-бежевой синтетической ветровке, а также пожилой женщины, ниже его на голову ростом и возрастом глубоко за семьдесят, в тёмных брюках и однотонной коричневой длинной куртке из непромокаемой плащёвки.