«Па?» — подумал Ник.
Он был уверен, что никогда больше не услышит этого слова, даже если они с Вэлом каким-то удивительным образом не погибнут в этой переделке. Справа от Ника продолжал похрапывать Леонард. Старик либо не слышал похвалы, либо снова прикидывался спящим, чтобы слушать, оставляя услышанное без ответа.
— Нам нужно поговорить, Боттом-сан, — очень тихо проговорил японец.
Теперь Ник увидел, что на Сато есть и другие швы и бинты. На два пальца его левой руки была наложена шина. Под полурасстегнутой рубашкой виднелись бинты — видимо, ребра тоже были перевязаны.
— Пошел ты, — выдохнул Ник.
Он жалел только о том, что совсем потерял хватку: нужно было не останавливаться взглядом на лошадином пистолете капитана рейнджеров, а сразу хватать его.
— Нет, па, все не так. Полковник Сато… — начал было Вэл.
— Он убил твою мать, — низким, убийственным голосом сказал Ник. — Не суйся в это дело, Вэл.
Парнишка удивленно моргнул и отступил на два шага.
— Нет, Боттом-сан, — сказал громадный японец и отрицательно покачал головой на свой странный манер, двигая всей верхней частью тела. — Я не убивал вашу жену и помощника окружного прокурора Коэна и не планировал их убийства. Клянусь в этом своей честью.
— Честь! — рассмеялся Ник. Смех отдался в голове такой болью, что он чуть не вырубился. — Честь, — повторил он. — Честь человека, который хладнокровно убил собственную дочь. Выстрелил ей между глаз из пистолета двадцать второго калибра, так, чтобы пуля попрыгала внутри черепа и уничтожила там все.
— Хай, — прохрипел Сато. — Признаю, что убил мою любимую дочь Кумико. Она, как раньше ее мать, была светом моей жизни. И я собственной рукой погасил этот свет. Понимаете, это была разновидность дзигая — разновидность ритуального сэппуку для женщины-самурая, без вспарывания живота. А моя дорогая Кумико была настоящим самураем.
— Ваша дочь не совершала самоубийства, Сато, — отрезал Ник. — Вы убили ее. Вы застрелили ее, а вместе с ней и Кэйго, который целиком и полностью доверял вам.
— Хай, — снова сказал Сато, чуть наклонив голову. — Но это так или иначе произошло бы по приказу Накамуры-сама. Судьба моей дорогой девочки и ее любовника была предрешена. Кумико знала, что их ждет, когда решила пойти к вашим денверским властям — к боссу босса вашей любимой жены — и рассказать им об истинном происхождении флэшбэка. Это был ее дзигай, и я принес обоим быструю и безболезненную смерть.
— Вы почти отрезали парню голову, — сказал Ник.
Наклоненная голова Сато чуть качнулась из стороны в сторону.
— Не парню, а мертвецу. Он умер мгновенно.
Ник до того лежал, опершись на локоть; теперь он бессильно упал на бок, продолжая смотреть на Сато. Капитан Макреди, Вэл и другие люди, вошедшие в палатку, представлялись ему далекими силуэтами. Для Ника в этой ночи существовали только он и Сато.
— Не понимаю, — сказал Ник.
— Чтобы сделать то, что я должен был сделать, мне нужно было завоевать полное доверие Накамуры, — стал объяснять Сато. — Моя любимая Кумико и молодой Кэйго сами избрали свою судьбу… Попытка Кэйго рассказать миру об использовании Японией флэшбэка с целью довершить упадок Америки была отважным и дерзким поступком — совершенно в характере этого молодого человека. Как вы сами сказали, Боттом-сан, он был истинным бунтарем внутри цивилизации, в истории которой известно очень мало бунтарей. Исполнив приговор своими руками, я прошел испытание. Накамура больше не сомневался во мне.
— И для чего вы это сделали?
— Помните послание, что Омура-сама передал мне через вас: «В этом мире есть дерево без корней, его желтые листья борются с ветром…»? Стихотворение, сочиненное Содзаном, любимым учителем Омуро-сама и меня, за считаные минуты до смерти… оно было последним кодовым посланием, которое требовалось мне, чтобы начать сегодня.
— Начать что? — отрывисто спросил Ник с явной подозрительностью в голосе. Он не должен был верить ни единому слову этого человека — человека, который выстрелил в лицо собственной дочери.
Сато смотрел на Ника так, словно читал его мысли. Кивнув, японец сверился со своими наручными часами.
— Здесь сейчас полночь, а в Токио — четыре часа дня. В настоящее время предложения о недружественном поглощении делаются в отношении восьми из одиннадцати крупнейших компаний Хироси Накамуры, составляющих основу его дзайбацу. Когда завтра в Японии откроется рынок, выяснится, что по меньшей мере пять из восьми попыток завершились успехом. Империя Накамуры будет разрушена.
— Но он по-прежнему останется здесь федеральным советником, — сказал Ник. — Он контролирует Национальную гвардию Колорадо и с десяток других вооруженных группировок.
— Пока мы с вами сейчас беседуем, Накамуру и его людей арестовывают. Это наказание за то, что он никогда не спускался со своей колорадской горы, и за то, что он слишком полагался на доклады своих шпионов, а на самом деле — моих людей. Я за последние семь недель перевел сюда из Китая несколько тысяч японских коммандос — моих собственных тайгасу, «тигров».
— Па, мы их видели сегодня в бывшем кантри-клубе, — вставил Вэл, выходя вперед и садясь на дальний конец той же койки, на которой сидел Сато. — «Оспри» как раз готовились к операции.
Ник на мгновение забыл обо всем остальном, протянул правую руку и ухватил ладонь Вэла; это было больше, чем рукопожатие.
Капитан Макреди и остальные, явившиеся с ним, тоже подошли поближе.
— Все так, мистер Боттом. Полковник Сато, советник Омура и другие уже несколько недель назад установили с нами связь. Полковник Сато проинформировал нас о вашей службе в денверской полиции. Нам нужны хорошие сыщики в отряд техасских рейнджеров. В ближайшие месяцы и годы наша роль сильно возрастет.
— Возрастет? — переспросил Ник, переводя взгляд с Сато на пышноусого старого рейнджера. — Техас — союзник Омуры? Союзник Японии? В грядущей большой войне против Халифата?
— Именно так, черт побери, — сказал капитан Макреди. — Сначала мы восстановим нашу страну, а потом сведем кое с кем счеты. Мы надеемся, ты присоединишься к нам, детектив Боттом.
— Но вы даже не впускаете флэшнаркоманов в Техас, — сказал Ник. — Вы довозите их до ближайшей границы и вышвыриваете прочь.
— Разве ты флэшнаркоман, сынок? — спросил старый рейнджер.
— Нет, — ответил Ник, задумавшись всего на секунду. — Нет, сэр.
Сато встал, и Ник с удовольствием отметил, что в этом положении японец испытывает боль.
— Я должен возвращаться в Денвер, — заявил он. — Несколько следующих дней будут заполнены большой организационной работой. Нужно координировать наши действия с Омурой-сама и с некоторыми даймё там, в Японии, — они давно уже ждут падения Хироси Накамуры. Даже согласно кодексу бусидо, Боттом-сан, лучший сёгун — это необязательно самый суровый, или самый жестокий, или самый безжалостный из всех претендентов. Накамура, ослепленный жаждой власти, забыл об этом.
— Но вы продемонстрировали, что можете быть безжалостным, Сато-сан, — чтобы ни у кого в Японии не оставалось сомнений на этот счет.
— Да, — подтвердил Сато. — Сегодня я воздержусь от пожатия вашей руки, Боттом-сан, но я восхищаюсь вашей яростью. — Он прикоснулся к плотным бинтам у себя на шее и улыбнулся самой широкой улыбкой, какую Ник когда-либо видел на его лице. — Мне даже показалось там, на «стрекозе», что вы хотите меня съесть.
Ник улыбнулся в ответ, не забыв показать клыки.
— Но возможно, мы обменяемся рукопожатием и снова станем союзниками в будущем, — продолжил Сато. — После вашего девятого сентября многие, хотя и непродолжительное время, говорили о грядущей долгой войне. Насчет долгой войны они были правы. Но ошибались насчет двух противников, которые будут сражаться не на жизнь, а на смерть.
Сато двинулся было прочь, но развернулся.
— Я подумал, вам это может пригодиться, Боттом-сан. — Он протянул Нику его телефон с маленькой флешкой. На дисплее высвечивались названия текстовых файлов Дары и фрагментов из документалки Кэйго. — На этой флешке вы найдете и запись допроса, учиненного вам сегодня Накамурой в библиотеке. Используйте все это так, как считаете нужным.