Ник замер.
— Не мистер Браун, которого вы ищете, а некто Плохой Ниггер Аякс. Знаете такого?
— Знаю, — так же тихо ответил Ник.
В свое время он арестовывал Аякса, и согласно его показаниям суд приговорил Аякса к десяти с лишним годам за неоднократные изнасилования шестилетней девочки в извращенной форме. Девочка умерла от внутреннего кровоизлияния.
— Все будет вот как, — сказал Душевный Папочка все тем же быстрым, тихим, сочным шепотом. — Мистер Браун пригласит вас в свою палатку. Вы благоразумно откажетесь. Тогда мистер Браун предложит: «Пойдемте туда, чтобы поговорить спокойно». Вы подниметесь на десять ступенек, мистер Аякс выскочит из-за другой палатки и выстрелит вам в лицо. Его друзья — вернее, напуганные шестерки, потому что у мистера Аякса здесь нет друзей, — встанут спиной к вашему снайперу и не дадут ему прицелиться. Мистер Аякс скроется в толпе, уходя в сторону левого поля. Пистолета не обнаружат.
Ник посмотрел на старика. Восемьдесят девять лет. Душевный Папочка — как бы ни звучало его настоящее имя — родился в начале Второй мировой.
Прежде чем Ник успел заговорить, хотя бы пробормотать дурацкое «спасибо» (хотя понятия не имел, говорит старик правду или готовит ему ловушку, чтобы убить другим способом), Папочка сложил ладони, поклонился, развернулся и пошел в направлении того, что когда-то было линией третьей базы.
Ник отошел на два шага назад, оглядывая лабиринт палаток и лачуг, целиком заполнявших весь первый ярус за главной базой.
— Вы слышали? — прошептал он.
— Мы слышали, — раздался голос Сато у него в ухе. — Я сейчас смотрю на фото этого Аякса.
Ник облизнул сухие, потрескавшиеся губы.
— Что мне делать? Есть предложения?
— Мистер Кампос предлагает вам вернуться через проход в центральном поле, Боттом-сан. Он советует бежать трусцой и петлять. У Аякса, вероятно, мелкокалиберный пистолет.
Пот струился в глаза Нику, но он подавил в себе желание поднести руку ко лбу.
— Я хочу найти Делроя. Вы успеете убрать Аякса, когда он появится… если появится?
— Там будет густая тень. — Голос Сато звучал ровно. — Он появится всего на секунду. И я должен кое в чем признаться, Боттом-сан.
— В чем?
— Американские чернокожие для меня все на одно лицо, Боттом-сан.
Ник не удержался от смеха.
— Плохой Ниггер Аякс весит около трехсот фунтов, — сказал он, прикрывая рот рукой, чтобы никто не мог прочесть его слова по губам.
«Сколько питчеров [81]вот так же прикрывали рот своими рукавицами?» — подумал он вдруг.
— Должен признаться, Боттом-сан, что все американские чернокожие весом в триста футов для меня на одно лицо. Мне очень жаль.
— Ну тогда, — сказал Ник, продолжая прикрывать рот рукой, — стреляйте в того, кто будет целиться в меня. Если сможете.
— Директор Полански не поблагодарит нас за кучу бумажной работы, — бесстрастно сообщил Сато.
Ник не понял, шутит крупногабаритный шеф службы безопасности или нет. Впрочем, ему было все равно.
Ник поднялся на трибуны по грязному пандусу. Те, кто не был в своих палатках, отступали подальше от него, а точнее, от расстрельного круга, который двигался вместе с ним. Он спиной чувствовал их взгляды, поднимаясь по ступеням. Ограду, окружавшую стадион, когда он был стадионом, давно вырвали.
Пройдя половину первой секции, Ник остановился у палатки, на которую указал Душевный Папочка.
— Делрой Ниггер Браун! — прокричал он, радуясь только одному: голос его по-прежнему звучал сильно и не дрожал. Менее приятным был неожиданный позыв помочиться — не лучшее, что можно делать под кевларовой броней. — Делрой Ниггер Браун! Выходи!
— Кто меня ищет? — раздался из палатки знакомый въедливый голос.
— Выйди, и я скажу. — Ник немного понизил голос, но сохранил фирменный полицейский тон: «никакие «нет» не принимаются». — Быстро.
— Так идите ко мне в палатку, здесь никто не помешает, — прохныкал Делрой. — Тут у меня копу нечего бояться.
— Я сказал — выходи, — повторил Ник. Каждый слог звучал жестко, тяжело, непререкаемо.
Делрой Ниггер Браун, согнувшись, вышел из низенькой палатки, одетый так же, как и Папочка, — шорты, рубашка, шлепанцы. Но если на старике все это было безукоризненно чистым, то на Брауне — заляпанным. Когда Делрой подошел поближе и выпрямился, то оказалось, что он едва доходит Нику до плеча.
— А что я сделал-то? — жалобно заголосил он. — Меня сюда упекли только на восемь месяцев за то, что я продал немного флэшбэка — всего-то и делов. Да и то из-за ошибочного опознания.
Хотя желание помочиться или бежать со всех ног (или сделать и то и другое) у Ника не прошло, он не сдержал улыбки.
— Никто не попадает на «Курс-филд» за продажу флэша, Делрой, — пролаял Ник. — Ты возил сюда из Нью-Мексико кокс, героин, экстази и «жуть». И продавал детям. У меня к тебе есть пара вопросов, но совсем не об этом.
— И ничего такого, о чем мой адвокат может посоветовать мне, ну, типа, не базарить?
— Ничего, — ответил Ник, так толком и не поняв, что имел в виду хнычущий наркодилер.
— Ну и ладушки, — сказал Делрой, внезапно оживляясь, словно узнал в Нике приятеля или клиента. — А что бы нам не подняться чуток, чтобы никто нас, типа, не слышал и где мы сможем немного, типа, спрятаться от солнца и вообще?
— Хорошо, — услышал Ник собственный голос.
И он с такой силой схватил Делроя за левое предплечье, что некрупный дилер вскрикнул.
Оба поднялись на одну ступеньку, и Делрой попытался вырваться.
Две ступеньки. Три. Четыре.
Ник почувствовал едкий запах — Делрой обмочился. Этот маленький проныра вовсе не собирался быть рядом с Ником, когда начнется стрельба.
Пять ступенек. Шесть. Восемь.
— Нет! — вскрикнул Делрой и попытался вырваться, но безуспешно. Вокруг началось шевеление. Люди ныряли куда-то головой вниз, подавались то в сторону, то назад, выныривали из палаток и исчезали в них.
По «Курс-филду» разнесся звук винтовочного выстрела, очень похожий на тот, что получается при ударе битой по мячу во время хоумрана. [82]Ник увидел фонтан крови, мозгов и разлетающиеся куски черепа в трех рядах кверху от себя и в пятнадцати футах справа. Именно там, по словам Душевного Папочки, и должен был засесть Аякс со своим пистолетом.
Это не значит, что тебя не поджидают трое других, кричал Нику его разум. Он потащил обмочившегося, плохо стоящего на ногах Делроя вверх — туда, где прежде были сиденья и где лежал убитый стрелок. Теперь люди вокруг них неслись, как сумасшедшие, сбивая лачуги и друг друга, чтобы не попасть в расстрельную зону, окружавшую Ника.
В кино всегда кто-нибудь присаживается на колени рядом с получившим пулю и прикладывает три пальца к его шее — есть ли пульс? Нику никогда не приходилось делать этого: имея некоторый опыт, ты и без того видишь, мертв человек или жив. Ну и конечно, поставить диагноз оказывалось легче — как вот сейчас с Плохим Ниггером Аяксом, — если треть головы была снесена, а мозги размазаны по грязному бетону, словно большая порция овсяной каши.
Ник искал пистолет и нашел его — целевой пистолет с длинным стволом двадцать второго калибра. Не заморачиваясь насчет отпечатков пальцев, он поднял оружие, сунул узкий ствол глубоко в складки мягкой кожи под отвисшим подбородком Делроя и потащил коротышку вниз. И ни разу не повернулся, чтобы посмотреть на распростертое, обезображенное тело Аякса.
Ник тащил Делроя за собой по открытому полю, а люди по сторонам от них все разбегались — к стенкам внешнего поля и скамейкам запасных у третьей или первой базы. В своем горячечном исходе они роняли палатки, разносили на куски лачуги. Ник теперь держал пистолет достаточно высоко, чтобы видели все. Заметив малейшее движение в свою сторону, он нацеливал туда оружие. Таких движений было немного.
Это напомнило Нику сцену, которая всегда так нравилась Валу, Даре и ему самому: Моисей — Чарльтон Хестон — раздвигает воды Черного моря. Компьютерной графики с ее спецэффектами тогда еще не было, но все равно, смотреть — сплошной кайф.