«Я и есть трофей», — пришла к нему мысль.
Ни на столе, ни на шкафах не замечалось ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Ник с трудом поднялся на ноги — его все еще покачивало, — собираясь поискать что-нибудь в ящиках стола и шкафах, такое, чем можно воспользоваться, но тут вторая дверь открылась и вошел дон Кож-Ахмед Нухаев. Он быстрым шагом направился ко второму стулу у стола.
— Садись, мой друг. Садись, — сказал дон, показывая Нику рукой на его стул.
Ник остался стоять, покачиваясь.
— Я тебе не друг, сука. А после этой поездки можешь считать меня своим врагом.
Нухаев рассмеялся, показывая крепкие, желтые от никотина зубы.
— Я бы извинился, Ник Боттом, но ты настоящий мужчина и достаточно умен, чтобы не принять мои извинения после таких оскорблений. Да, ты прав. С моей стороны это было варварским поступком, несправедливым по отношению к тебе. Но необходимым. Садись, пожалуйста.
Нухаев, который годами превосходил Ника, сел, а тот остался стоять.
— Почему необходимым?
Дон Кож-Ахмед Нухаев выглядел несколько старше, чем на фотографиях, которые показывал Сато. Интересно, подумал Ник, сколько лет прошло с тех пор, как люди Накамуры, или полиция, или какое-то разведывательное агентство сумели заполучить фотографию этого человека?
— Хороший вопрос, — ответил сильно загорелый, с морщинистым лицом дон и сложил руки на металлической столешнице. — Я бы ответил откровенно: нет обстоятельств, которые требовали бы подобного обращения с гостем, Ник Боттом. Но ты ведь не простой гость. Твой наниматель, мистер Хироси Накамура, имеет основания — веские основания, как политического, так и стратегического порядка — желать моего уничтожения. И еще у него есть орбитальное гиперкинетическое оружие, которое японцы остроумно называют, кажется, «жэ-медведем». Ты слышал это название?
— Да, — ответил Ник.
Он подозревал, что Нухаев знает, как Сато днем ранее использовал это оружие против танков.
— Итак, ты сам понимаешь, — продолжил дон, — что мне не стоило искушать судьбу и давать мистеру Накамуре точные сведения о моем присутствии в поместье в конкретный день и час. — Он усмехнулся. — Да, Ник Боттом, ты думаешь: «Этот тип впадает в паранойю». Готов с тобой согласиться. Я лишь спрашиваю себя: «Настолько ли я впадаю в паранойю, насколько нужно?» Пожалуйста, садись, чтобы не упасть.
Ник сел, чтобы не упасть.
Дон Кож-Ахмед Нухаев кого-то напоминал ему. Точно: Энтони Куинна, актера прошлого века, который так нравился ему и Вэлу. Сходство было не столько в чертах лица, сколько в голосе и небольшом акценте, в линии рта, когда тот изгибался в высокомерно-удивленной улыбке. А кроме того, этническая принадлежность Нухаева была так же неочевидна, как у Энтони Куинна, который играл мексиканцев, арабов, индейцев и греков. И еще дон выглядел таким же крепким, как покойный актер: приземистый, но с широкой грудью, громадными руками и сильными мужскими пальцами.
— Ну и где же мы теперь находимся? — спросил Ник.
Нухаев рассмеялся, словно в ответ на шутку.
— В безопасном месте. В таком, о котором не знает, наверное, даже твой всемогущий мистер Накамура.
— Он вовсе не мой всемогущий мистер Накамура, — язвительно сказал Ник. — Если бы он был всемогущим, то наверняка не нанял бы меня для выяснения, кто убил его мальчишку.
— Именно! — воскликнул дон Кож-Ахмед Нухаев, поднимая загорелый палец. — Почему же он нанял тебя, Ник Боттом?
— Подозреваю, что ты можешь просветить меня на этот счет.
— Ты сам должен знать, Ник Боттом. А если нет, то наверняка подозреваешь.
— Я подозреваю всех и никого, — выдал Ник фразу, которую хотел произнести с девятилетнего возраста. [98]Ник решил, что слова эти вырвались у него из-за кислородного голодания, наступившего, когда он лежал связанный, с кляпом во рту.
Дон Кож-Ахмед Нухаев прищурился и несколько мгновений молча смотрел на него. Потом откинул назад голову и громко рассмеялся.
«Черт, он чокнутый», — подумал Ник.
Нухаев открыл нижний ящик стола, вытащил оттуда коробку и протянул Нику. Сигары. Ник отрицательно покачал головой, и дон взял одну для себя, после чего проделал обычный дурацкий ритуал с откусыванием кончика, оплевыванием (Ник по фильмам знал, что более продвинутые отрезают кончик сигары или же предоставляют сделать это дворецкому), закуриванием дорогой сигары с помощью зажигалки, извлеченной из кармана кителя цвета хаки.
Ник по-прежнему считал, что они сидят в подвале или глубоко под землей, но вентиляция была очень хорошей: чувствовался лишь легкий запах сигарного дымка.
— Зачем одному из самых влиятельных людей на планете нанимать тебя, Ник Боттом? — задал риторический вопрос Нухаев.
Ник ненавидел риторические вопросы, оскорбительные для интеллекта собеседника.
— Накамура уже не раз поручал расследовать убийство своего сына, — продолжил дон, откинувшись к спинке стула и выдыхая синевато-белый дымок. — Денверская полиция и до, и после твоего увольнения, КБР, [99]ФБР, Внутренняя безопасность, его собственная служба безопасности, Кэйсацу-тё…
Значит, японское Главное управление полиции занималось расследованием убийства Кэйго Накамуры. Для Ника это было новостью. На протяжении большей части своей истории Кэйсацу-тё контролировало и направляло деятельность полицейских служб. В основном оно устанавливало правила — чисто бюрократическая организация без той власти, что была у ФБР, даже без собственных постоянных сотрудников или агентов. Но за несколько десятилетий после того, как настал трындец и Япония вышла в мировые лидеры (или почти в лидеры), Главное управление полиции отрастило себе зубы: оно обзавелось Кэйби-кёку — секретной службой по обеспечению безопасности внутри страны, а также внешней разведкой, Гайдзи Дзёхо-бу. Ник знал о них только по названиям. Кроме того, говорили и писали, что за службами управления тянется кровавый след.
— …а потом мистер Накамура нанимает тебя, Ник Боттом, — закончил Нухаев, по виду наслаждавшийся сигарой. — Почему, как ты думаешь?
«Круг замкнулся», — подумал Ник.
— Явно не для того, чтобы найти убийцу сына, дон Кож-Ахмед Нухаев, — сказал он. — А тогда… зачем? Заманить тебя с моей помощью в твое поместье и превратить в прах и пепел, наслав жэ-медведей? Но остается одна маленькая проблемка.
— И что же это за проблемка, Ник Боттом?
— Людям Накамуры позвонил ты сам, ты сам назначил эту встречу, — сказал Ник. — По крайней мере, так мне сказал Хидэки Сато. Так что Накамура, нанимая меня, не мог знать, что ты меня сюда пригласишь.
Нухаев кивнул и выдохнул дымок.
— Именно. Но, Ник Боттом… «Если знаешь противника и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет». [100]Ты знаешь, кто это сказал?
— Сунь-Цзы, [101]дон Нухаев.
— А-а, так ты читал Сунь-Цзы, Ник Боттом?
— Ничуть, — сказал Ник. — Но я сталкивался с десятками высокомерных мерзавцев, которые считали себя выше всех: мол, мы большие, крутые полководцы-интеллектуалы. И они цитировали сочинения Сунь-Цзы, как что-то важное.
Дон Кож-Ахмед Нухаев замер, не донеся сигару до рта.
Ник подумал: «Черт, я зашел слишком далеко».
Впрочем, ему было все равно.
Нухаев откинул назад голову и снова рассмеялся. Смех его прозвучал искренне.
— Ты прав, Ник Боттом, — проворчал дон, закончив смеяться и выдохнув дым. — Я смотрел на тебя сверху вниз. И ты правильно меня осадил. Но Сунь-Цзы в самом деле сказал это, и его слова вполне применимы к… нашей нынешней ситуации. Хироси Накамура — полководец, и он наверняка читал Сунь-Цзы. Он вполне мог нанять тебя, зная, что у меня возникнет искушение поговорить с такой мелкой сошкой… не в обидном смысле, Ник Боттом.
— Никаких обид. Так значит, Накамура нанял меня для этого? Если так, то, боюсь, я сыграл свою роль. И не выполнил своей задачи. Ведь если Сато и его босс наблюдали за грузовиками, «мерседесами», всеми машинами, что одновременно выезжали из поместья, то они должны знать, что ты вывез меня в другое место. Значит, им пришлось отменить удар жэ-медведями.
98
Эти слова принадлежат комедийному персонажу из цикла фильмов «Розовая пантера», инспектору французской полиции Жаку Клузо. В фильмах 1960-1980-х годов роль инспектора играл Питер Селлерс.
101
Сунь-Цзы (IV или VI век до н. э.) — китайский стратег и мыслитель, автор знаменитого трактата «Искусство войны».