— Вот сами увидите…
— А я на Дымка рассчитываю, — таинственно сказал Юрек, повернувшись в своём кресле. — Но зато в первой скачке я не поставил на Эстена. Туг выиграет Трефка.
— Кобыла?!
— Ну и что, что кобыла?
— Сам увидишь…
— Нет, так не получится, — объяснял пан Рысь Вальдемару. — В одной карточке только один вид ставок[1]. Так мне сказали. Нельзя так, чтобы в одной рубрике триплет, а в другой — квинта. Последовательность можно и на тех карточках, и на этих, но уж тогда только последовательность…
— Люди добрые, кто-нибудь тут знает, как это все заполнять?! — простонал кто-то за ближайшим столиком.
— А вон там сидит такой тип, который всем даёт сведения, — услужливо подсказала пани Ада. — За первым столиком…
К такому типу стояла очередь, как некогда за мясом. Два вида компьютерных карточек окончательно добили общественность. Я сама стала давать всем объяснения, потому что имела с ними дело много лет в Дании, во Франции и в Канаде, но очень скоро оказалось, что у нас все не так, как надо. Не было рубрики для резервной ставки, объяснения, как заполнять карточку со ставкой только на одну лошадь, показались сомнительными, инструкции насчёт ставок последовательности вызывали недоверие. Перед кассами разыгрывались кошмарные сцены, потому что плохо заполненные карточки компьютеры не принимали. Кассирши в поте лица с шизофреническим блеском в глазах пытались найти причину и исправить ошибку, причём в половине случаев безрезультатно. Все соглашались в один голос, что компьютеризация была необходима и её давно следовало ввести, но вот именно эти компьютеры как-то не оправдывали возложенных на них надежд. Все больше сторонников находилось у теории, что вся эта электроника явилась с какой-нибудь американской помойки.
— И вообще, это будет сезон Езерняка, — продолжал сплетничать Метя. — У него самые лучшие лошади, да к тому же в большом количестве, ему все тренеры пихали лошадей в работу. Болек говорит, что сегодня его нигде не будет, можно рассчитывать на него в последней скачке, да и то бабушка надвое сказала. Капуляс везде будет стараться выиграть, а в третьей скачке пятёрка — самый верняк…
Я вернулась к кассе с твёрдым решением умертвить председателя попечительского совета.
— Убью этого Кшися! — прошипела я в бешенстве. — Меня же кондрашка хватит: опять нигде нет списка снятых со скачек лошадей!
— На табло высвечивают…
— На табло!! И что, мне полчаса стоять возле табло и таращиться в этот ящик, чтобы выловить сведения?! К тому же они мигнут и пропадают, даже записать не успеешь! Только перед кассой можно узнать, кто участвует, а кто нет! Одному Богу ведомо, что я кассирше продиктовала! Снятые лошади должны висеть на каждом углу! Это же важнейшие сведения! Что это, черт побери, коммерческая тайна, что ли?!
— Дай открывалку, убьёшь его попозже, — успокоила меня Мария. — Давай уж начнём как-нибудь этот сезон.
— До завтра они подтянутся, в форму войдут, — без особой уверенности сказал пан Рысек.
В форму они вошли через час и пятнадцать минут. Дали старт, и рванула первая скачка.
Я успела погрузиться в размышления о прошлом. Одними размышлениями дело не ограничилось, я ещё и бормотала себе под нос, обращаясь неведомо к кому. Бормотание было крепко пропитано ядом, потому что каждое начало сезона и вообще начало любого дела после долгого перерыва представлялись мне бракованной шахматной доской. Кто-то её не так разрисовал, как надо, и чёрных квадратиков было в два раза больше, чем белых. Иногда я выигрывала только по вдохновению, ещё не испорченному скачками. Однако чаще всего я представлялась самой себе чем-то вроде пня, тупого, безмозглого, упрямого. Этот пень упорно выбирал пути, которые прямиком вели к проигрышу, насколько пень может выбирать пути. Меня разбередило воспоминание о том, как некогда, после возвращения из Дании, все ещё настроенная на датских рысаков, я придумала, какие лошади должны выиграть в первой скачке. Дело происходило на служевецком ипподроме. Я все роскошно придумала, а потом меня встретила энергичная критика, протест и громкие издевательства обожаемых близких, собственный сын покрутил мне пальцем у виска и вежливо спросил, хорошо ли я себя чувствую. Друзья слегка отодвинулись из страха перед сумасшествием и выкидывали демонстративно всякие другие фортели, так что я в конце концов плюнула с омерзением на собственную идею. Пришли к финишу именно те лошади, которых я выдумала, за ставку двадцать злотых заплатили больше семи тысяч. Это был рекорд ипподрома. Раскаяние окружающих, которое выразилось в том, что они били челом об пол, бухнувшись мне в ноги, принесло мне слишком мало удовлетворения. Меня не утешило даже то, что, вернувшись в Данию, я с места в карьер правильно угадала первую же лошадь в первой же скачке, потому что выигрыш тому, служевецкому, в подмётки не годился.
Прошлый сезон на Служевце я начала так, что собственный кретинизм меня даже восхитил. Я даже стала подумывать, не заслужила ли я медаль, потому что такая последовательная глупость — это вам не жук начихал…
На мыслях о медали я очнулась. Лошади уже рванули, и все бормотания заглушил громкоговоритель.
— Старт, — сказал он с запозданием, но, как всегда, бесстрастно. — Ведёт Эстен, вторая Норушка, третья Лукреция…
— Болек первым придёт, — решил Вальдемар. — Ну как за этим чёртом поганым уследить, ведь он же сам говорил, что на него рассчитывать нечего! А я на него на всякий случай поставил!
— Ты смотри, где эта Трефка! — заволновался пан Эдя. — Сто корпусов уже проиграла!
И ведь все должны были ставить на Трефку, с конюшни шепнули! Нет, вы только посмотрите… Вот, нате!
— Не сто корпусов, а только-только три, — бесстрастно поправил полковник.
— А вольно было слушать глупую болтовню! — громко посоветовала я в пространство над ухом Юрека.
— Да не слушаю я! — разозлился Юрек. — Ты, смотри, Эстен как идёт! Смотри, как легко несётся!
— Так он и выиграет…
— Ну да, как же, разбежалась…
— Эстен, какой там Эстен, не говори мне таких глупостей, потому что я и рассердиться могу! — бушевала Мария.
Эстен вышел из поворота и без малейших усилий вёл скачку. Я задумалась: а вдруг в трепотне Мети есть своя система? Эстен, жеребец Кальрепа, скачет как сатана…
— Эстен, Лукреция, Норушка, борьба за следующее место, — сказал рупор и замолк.
— Холера! — возмущённо ревел разочарованный Юрек. — Не было его у меня! Это же чудовищный фукс! Откуда он взялся…
— Ну как, в программке был…
— И сами увидите, что будет дальше, — грозился торжествующий пророк Метя. — Репа понимает, что ему выиграть надо — кровь из носа…
Сумасшествие с компьютерными карточками продолжалось. Существовал ещё один выход: можно было продиктовать свои ставки непосредственно кассирше, а она выстукивала все это и вводила в машину. Однако длилось это до страшного суда: кассирши ещё не освоились с клавиатурой и отчаянно всматривались в клавиши, а игроки, неведомо почему, ошибались гораздо больше, чем за все предыдущие годы, вместе взятые. Видимо, повлиял технический прогресс.
Я сама точно таким же образом сглупила с квинтой, побив все рекорды, собственные и чужие. Объявление, что в пятой скачке сняли номер десять, меня окончательно добило. Снова заполнять карточки и стоять в очереди во второй раз я была уже не в силах. В отчаянии я продиктовала квинту одинарными ставками, во второй скачке хотела поставить на двух лошадей, так нет же, одну выбросила, а десятку заменила на единичку, отбросив ноль. Люди за мной начали топать ногами. Кто-то поджёг мусорный бак. Прежде чем его успели вытащить на балкон, дым заполнил весь второй этаж трибун. На балкон, разумеется, вытащили бак, а не поджигателя, но только потому, что поджигателя не нашли, а бак дико вонял. Какая-то особа женского пола, не слишком юная, упала со стула, ударилась головой и на миг потеряла сознание. Как только оно к ней вернулось, она решительно потребовала, чтобы ей помогли дойти до кассы, потому что ей чудом удалось заполнить карточки и она только затем и встала. Её заявление встретили полным пониманием. Сезон обещал быть исключительно эффектным.
1
В тексте романа сохранены названия ставок, принимаемых в кассах Варшавского ипподрома. Посетители российских ипподромов без труда установят соответствия: «верх» — одинар, «последовательность» — двойной одинар, «триплет» — тройной экспресс и т.д.