На этом месте ссылки на биографию Пиноккио заканчивались. Последние строчки письма не касались описания жизни марионетки; в них содержались лишь какие-то пошлые намеки, свидетельствовавшие о дурном вкусе и нарциссизме Антонио. Пол пробежал глазами конец письма и в очередной раз удивился, как много скрытой злобы и агрессии вложил Антонио в слова, обращенные к человеку, который, по его мнению, просто не проявил должного усердия в попытках разгадать тайну черепа.
Чтобы подготовиться морально к прочтению последнего письма, Пол налил себе немного виски с содовой. Подумав, он решил, что алкоголь на пустой желудок может сыграть с ним злую шутку, достал банку каких-то консервов и, не разогревая, машинально съел все ее содержимое. Он понимал, что ему рано отдаваться на волю эмоций и еще очень потребуется способность трезво мыслить и рассуждать. Его дух должен был оставаться крепким, как камень, как мраморная плита, от которой бессильно отражаются все лучи видимого и невидимого света.
Почерк Антонио стал настолько мелким, что разобрать его было теперь почти невозможно даже через лупу. Порой Пол уже не читал, а интуитивно догадывался, что именно могла означать та или иная комбинация закорючек, почти не отличающихся друг от друга. И все же сдаваться он не собирался. Как Пол и предполагал, последнее письмо Антонио начал с очередного оскорбления.
Дорогой мой тупой друг, похоже, я пишу тебе в последний раз. Более того, я уверен, что мы больше не увидимся. Ты не заслуживаешь ни дружбы, ни даже простой вежливости с моей стороны. Твоя жена – настоящая ведьма, гнусная колдунья, она лезет в мои дела и надеется при помощи моей матери заполучить череп, который должен принадлежать только нам. Знаешь, зачем ей это надо?
Конечно, ты не в курсе, да и не желаешь знать, что происходит. И все же я расскажу тебе, что мне стало известно. В глубине души я по-прежнему считаю тебя своим другом и очень за тебя переживаю. Так вот, эта ведьма и моя мать знакомы уже много лет, обе они актрисы, хотя я назвал бы их другим словом. Они встречаются в Доме игры, делятся друг с другом секретами и ничего не знающими об их тайнах мужчинами, вроде моего простодушного отца. Они играют в тайный заговор, делают вид, что живут в особом мире, не зависящем от окружающей реальности, который использует политику для того, чтобы воскресить некие ценности, более древние, чем египетские иероглифы.
Твоя жена присутствует на всех этих сборищах и всякий раз развлекает своих товарищей по заговору рассказами об очередных пройденных ею мужчинах. Да, да, она проходит их, как спортсмен проходит километры длинной дистанции. Не знаю, поймешь ли ты меня, но она пытается превратить свою жизнь в калейдоскоп ярких эпизодов, вроде бы не связанных друг с другом, но подчиняющихся логике скрытого от посторонних глаз и предельно реалистичного сценария.
Она требует называть ее садовницей, членом ордена карбонариев, огненной сестрой и претендует на свою долю колдовского наследия многовековой традиции рода Гая Фокса, облагодетельствованного Джоном Ди. Моя мать, как ни печально признаться, также посещает эти балы и тоже жаждет похитить у нас череп. Для чего? Очень просто: чтобы продолжать свою чудовищную игру. Этот череп триумфатора был кем-то украден из Дома игры, и с тех пор все их сообщество трясет как в лихорадке. Они верят в колдовскую силу талисманов и амулетов и поэтому опасаются, что, утратив такую реликвию, их орден распадется, а после этого навсегда опустится занавес над сценой, где они так долго играли свой нескончаемый спектакль. Но со мной они просчитались. Я им ничего не отдам. Очень жаль, но ты клюнул на блестящую наживку и, одурманенный, забыл, что такое дружба. Твоя главная ошибка в твоей жизни, а женщина Федерико… пока что я не хочу говорить о ней, но похоже, что бездонная пропасть ее тела способна поглотить все, чем мы так дорожили, – весь наш мир, наши обязательства друг перед другом и даже наши сны и мечты.
Читая эти безумные признания, Пол никак не мог поверить, что их написал человек, считавшийся лучшим другом его племянника. Сам он был уже слишком стар, чтобы признаться себе, что все это не только пугает, но и завораживает его, что каждая бредовая фраза Антонио вонзается в его чувства, как раскаленный гвоздь, который невозможно вытащить из раны, не разбередив ее еще больше. Да, Ада Маргарет и ему показалась женщиной, мягко говоря, не совсем адекватной. Он понимал, что это определение слишком слабо, но называть ее как-то иначе не хотел, потому что боялся вслед за Антонио опуститься до оскорблений. И все же, неужели она совершила все свои преступления сознательно и теперь заслуживает сурового наказания без скидок на неведение? На этот вопрос Полу предстояло ответить чуть позже, после того как будет дочитано это последнее письмо, словно оскалившееся на него челюстями строк с мелкими, но острыми, как иглы, зубами.