С миноносцем я встретился еще раз, когда он после похода в Азовское море для борьбы с прорвавшимися в тыл Белой армии махновцами стоял в сухом доке в Севастополе, а я приходил охранять боевые площадки бронепоезда, заканчивавшиеся оборудованием в мастерских Севастопольского порта. Тут я узнал, что во время похода по приговору военно-полевого суда были расстреляны из экипажа миноносца два кочегара, Григор и Мендель, за попытку к бунту.
Конец миноносца был печальным. Как мне сообщил генерал-лейтенант А.Д. Твердый325, корабль погиб со всем своим экипажем при эвакуации армии генерала Врангеля из Крыма. Машины миноносца были неисправны, и он шел на буксире, который ночью, по-видимому, оборвался.
Я. Шрамченко326
Канонерская лодка «Терец» в Гражданскую войну327
Весной 1919 года, покончив с Украинской республикой, волны Красной армии стали заливать юг России, отжимая добровольцев и казаков к берегам Черного и Азовского морей. Кубань и Новороссийск еще держались крепко, но главные силы донцов были окружены и отрезаны. На пятой неделе Великого поста красные прорвали слабый фронт добровольцев на Перекопе и начали вливаться в Крым. Эвакуация Севастополя казалась неминуемой. На рейде Севастополя стояла большая французская эскадра и несколько английских миноносцев. В Новороссийске были англичане.
В это время я занимал должность начальника артиллерийских и минных складов в Сухарной балке. Мастерские там работали на Добровольческую и Донскую армии, снабжая бронепоезда 75- и 120-мм патронами.
Было Вербное воскресенье, когда меня вызвал командующий флотом адмирал М.П. Саблин и сообщил, что Севастополь должен быть эвакуирован до четверга, что с понедельника караул в Сухарной балке принимают на себя французы, что он не разрешает взрывать там погреба и что для эвакуации офицеров и чиновников, а также надежных и лучших мастеровых Сухарной балки он дает в мое распоряжение канонерскую лодку «Терец», стоящую под крышей у стенки в Южной бухте. Ни матросов, ни специалистов на ней нет, и я должен сам набрать себе команду хотя бы из мастеровых.
«Терец» перевели в Сухарную балку. Рабочие погрузили из наших запасов две тысячи пудов отличного донского брикета. Когда же развели пары и хотели опробовать машину, то в фундаменте сказалась трещина и машину нельзя было пустить в ход. Тогда на совете старших служащих и представителя Добровольческой армии полковника В.К. Акинтиевского328 было решено использовать канонерскую лодку «Терец» как блокшив и буксировать его при помощи одного из тральщиков Донской флотилии.
В Страстную среду караван судов вышел из Севастопольской бухты в море. Тральщик «Эльпидифор» вел на буксире «Терца», у которого, в свою очередь, на буксире было две баржи с боевыми припасами.
На «Терец» было взято максимальное количество инструментов и матриц от станков для снаряжения патронов, а также почти все минные запалы. Пассажирами были старшие служащие Сухарной бухты, полковник Акинтиевский и несколько мастеровых, все – с семьями, морских офицеров было всего три – я, капитан 2-го ранга Кузнецов и лейтенант Любимов329. Ни инженера-механика, ни матросов не было вообще. Всего, с женщинами и детьми, на корабле было 73 человека. Под защитой Крымских гор в море было тихо. Ход – 4–5 узлов.
В четверг вечером, чувствуя себя в ответственной роли хозяина блокшива, я обратил внимание, что на горизонте, в районе Керченского пролива, видны веера облаков «сирус». Ожидая, что ночью засвежеет, я обошел палубы, предупреждая пассажиров о предстоящей качке. Во время обхода ко мне подошел благообразный, хорошо одетый старик и сказал мне: «Разрешите, капитан, я буду у вас боцманом; я – старый матрос и буду вам полезен». – «Очень рад, – сказал я, – попросите кого-нибудь из мужчин помочь вам закрепить гребные суда». Новоназначенный боцман быстро справился со своей задачей – грунтовы и найтовы были положены по всем правилам морского искусства.
Вечером, перед сном (я решил спать на мостике), я пошел с боцманом осмотреть дейдвудный подшипник. В наглухо задраенное отделение дейдвуда проникнуть уже было нельзя – там была вода. Было слышно, как она журчала, вливаясь в трюм. «Я буду мерить прибыль воды в трюме через палубные отверстия, – сказал мне боцман, – и каждый час буду вам докладывать».
В час ночи боцман разбудил меня и сказал, что вода в трюме сильно прибывает. «Пойдемте в машинное отделение, – предложил я, – там будет виднее». С коптилками в руках (электричества на корабле не было) мы пробрались, лавируя между спящими на палубе женщинами и детьми, в машинное отделение. Там нам сразу стало ясно, как велика была опасность. Вода глухо ударялась и переливалась с борта на борт при качке, и уровень воды подходил уже под настил машинного отделения. На корабле не было ни одного брандспойта, помпы Дайтона были неисправны. Мой взгляд остановился на трюмной донке и ее распределительной доске, хорошо знакомой мне со времени, когда я был корабельным гардемарином на «Славе». «Если вы сможете развести пары в котле и сумеете поднять давление до 45 фунтов, то я смогу пустить трюмную донку в ход», – обратился я к сопровождавшему нас мастеровому Андрееву. Разбудили артиллерийского полковника Копьева, который, будучи студентом-политехником, ходил когда-то на практику кочегаром на паровозе. В помощь ему был назначен как кочегар портовый бухгалтер, коллежский асессор Кондюров. С делом справились, пары были подняты. Тогда я вспомнил, как отвечал на экзамене по трюмному делу на «Славе», и уверенно проделал все манипуляции: поставил клапана на трюмной доске по стрелкам надписи – «берет воду из трюма», «откачивает за борт», потом открыл нижний приемный клапан донки, затем – регулятор пара… Донка начала работать, но результатов не было видно. Я послал предупредить спящих около пожарного отростка и перевел клапана на «дает воду на верхнюю палубу». Наверху послышались крики: кого-то окатило водой… Но это уже не важно, мы были спасены! Я быстро перевел клапан на надпись «За борт». Уровень воды в трюме начал понижаться… В Страстную пятницу вечером мы благополучно прибыли в Новороссийск, достали съестные припасы, соответствующие празднику, и отслужили заутреню на «Терце».