Пятно, возникшее на радарном экране, оторвало Дэвида от невеселых раздумий.
— Ну и ну! — выдохнул Джоунз, у которого от изумления выпала изо рта длинная сигарета. — Погляди-ка, что выделывает эта штука!
— Вижу, — ответил Гольдфарб.
Он тоже не спускал с экрана глаз, пока цель не исчезла. Это произошло довольно быстро. Он вздохнул:
— Теперь нам снова придется чем-то объяснять эту чертовщину.
— Третий случай за неделю, — заметил Джоунз. — Кем бы эти чертенята ни были, они становятся все назойливее.
За последние месяцы многие радары на территории Англии и, как он узнал неофициальным путем, в Соединенных Штатах засекали некий призрачный самолет, летевший на невообразимой высоте в девяносто тысяч футов[12] и еще с более невообразимой скоростью — две тысячи миль в час.
— Раньше я считал, что эти призраки возникают из-за каких-то нарушений в электрических цепях, — заметил Гольдфарб. — Но теперь мне все труднее верить в это.
— А откуда им еще взяться? — Джоунз принадлежал к числу тех, кто по-прежнему видел проблему в сетевых неполадках. Он двинул в бой тяжелую артиллерию своих аргументов: — Эти штучки — не наши. Они не принадлежат янки. А если бы их сделали джерри, они бы незамедлительно свалились нам на голову. Кто еще остается? Марсиане?
— Смейся сколько угодно, — упрямо возразил Гольдфарб. — Если это неполадки в цепях, почему бы ученым шишкам не обнаружить и не устранить их?
— Бог мой, я думаю, что даже те парни, которые изобрели эту штуковину, не знают, что она может и чего не может, — ответил Джоунз.
Поскольку это была неопровержимая правда, Гольдфарб не стал спорить. Вместо этого он спросил:
— Хорошо, тогда почему оборудование начало засекать чертей только сейчас? Почему они не появились на экранах с первого же дня?
— Если уж ученым до этого не докопаться, то откуда мне-то знать? — пожал плечами Джоунз. — Достань-ка лучше бланк отчета. Нам повезло, что мы можем заполнить его до возвращения бомбардировщиков. Хоть завтра не придется возиться.
— Ты прав.
Гольдфарб иногда думал, что, если бы немцам удалось-таки пересечь Ла Манш и вторгнуться в Англию, англичане бы обрушили на них бумажные горы и погребли навек. Ящики, что находились под консолями с аппаратурой, возле которой он сидел, хранили официальные предписания, директивы и отчеты, способные на несколько лет вывести из строя самого изощренного бюрократа.
Британские Королевские военно-воздушные силы добавили к официальным бумагам документ, озаглавленный так:
«СЛУЧАЙ ДОСТОВЕРНОГО ОБНАРУЖЕНИЯ АНОМАЛЬНОЙ ЦЕЛИ, ДВИГАВШЕЙСЯ С БОЛЬШОЙ СКОРОСТЬЮ И НА БОЛЬШОЙ ВЫСОТЕ». На случай, если бланк попадет в руки немцев, нигде не упоминалось, что обнаружения проводились с помощью радара.
«Словно джерри не знают, что у нас есть радары», — подумал Гольдфарб.
Дэвид отыскал огрызок карандаша, написал название станции, дату, время, характер объекта и его установленную скорость, затем швырнул бланк в папку из плотной коричневой бумаги, прикрепленную сбоку от радарного экрана. Папку поместил туда начальник авиабазы, озаглавив ее: «ОТЧЕТЫ О ЧЕРТОВЩИНЕ». При подобном отношении к документации этот офицер вряд ли мог рассчитывать на повышение.
— Завтра отправится в Лондон, где наш отчет сопоставят с данными других станций и смогут по общим цифрам определить высоту и остальные параметры объекта, — сказал Годьдфарб. — Они не стали бы добавлять себе хлопот, будь это просто нарушения в цепях, как думаешь?
— Не спрашивай меня о том, чем будут заниматься в Лондоне, — отмахнулся Джоунз.
— Я бы охотно поверил в реальность существования чертей, если бы их видели где-нибудь еще кроме экранов радара.
— Я бы тоже, — согласился Гольдфарб, — но вспомни, сколько хлопот у нас было с «Юнкерсом-86».
Эти ширококрылые самолеты месяцами летали над южными частями Англии, кружа на высоте более сорока тысяч футов. «Спитфайрам» нелегко было забираться в такую высь для перехвата.
Джерома Джоунза это не убедило:
— «Юнкерс-86» — всего-навсего «ящик», сделанный джерри. Да, у него хороший потолок, но он медлителен, и если его засечь, то сбить не составляет труда. Это тебе не супермен из американских комиксов, который двигается быстрее Летящей пули.
— Знаю. Я не об этом. Мы не можем увидеть самолет на такой высоте, даже если он там есть. А если он еще и движется с такой скоростью, то даже корректировщик с биноклем не успеет его как следует рассмотреть. Нам нужны бинокли, соединенные с радаром, чтобы точно знать, куда смотреть. О, проклятие! Опять эта чертовщина… Они странно ведут себя.
— Да, слишком странно, — согласился Гольдфарб, уставившись в экран и мысленно переводя пятно в изображение самолета. — На сей раз они движутся медленнее обычного.
— И их больше. Намного больше, — сказал Джоунз. Он повернулся к Гольдфарбу. В зеленом сиянии катодной трубки любой человек выглядит крайне странно, но сейчас напарник Давида казался особенно бледным и щеточка его усов была единственным пятном на худом, заостренном лице.
— Давид, мне кажется, что это никакие не помехи в цепи. Они — настоящие.
В его голосе Гольдфарб впервые уловил нотки страха.
Глава 2
Жуткий голод терзал Мойше-Русси. Он-то думал, что постные дни и посты, предшествующие великим праздникам, научили его переносить голод. Однако они подготовили его к жизни в Варшавском гетто не более, чем изображение озера может научить человека плавать.
Он перебегал от одного затемненного участка к другому, и длинное черное пальто болталось на нем, как кусочек ночи. Прошло уже немало времени после наступления комендантского часа, который начинался в девять. Если какой-нибудь немец увидит его, Мойше проживет ровно столько времени, сколько будет развлекаться палач. При каждом вдохе страх раздувал ноздри, заставлял большими глотками втягивать зловонный воздух гетто.
Но голод был сильнее страха; к тому же жертвой немцев можно было оказаться и в любое другое время дня и ночи. Всего лишь четыре дня назад нацисты напали на евреев, которые пришли в здание управы на улице Лешно, чтобы уплатить налоги, немцами же установленные. Нацисты ограбили евреев, взяв не только то, что, по их утверждениям, те были должны, но и забрав все, что оказалось у них при себе и на себе. Грабеж сопровождался ударами и пинками, как напоминание евреям о том, что их ждет в дальнейшем.
— Мне такого напоминания не требуется, — прошептал Русси.
Он был коренным жителем Волынской улицы и находился в гетто с тех пор, как Варшава сдалась немцам. За два с половиной года не многие уцелели в этом аду.
Мойше задумался о том, сколько еще сможет протянуть. До сентября 1939 года он был студентом-медиком, а поэтому легко мог поставить себе диагноз. Шатающиеся зубы и рыхлые десны предупреждали о приближении цинги, плохое зрение в темноте означало недостаток витамина А. Понос мог иметь добрый десяток причин. А истощение вообще не нуждалось во врачебном диагнозе. Сотни тысяч евреев, скученных на четырех квадратных километрах, были знакомы с этими симптомами.
Крадущиеся движения Мойше сделались еще более осторожными, когда он оказался около стены из красного кирпича. Она вдвое превышала человеческий рост, а поверху тянулась колючая проволока, дабы удержать дерзкого смельчака от попытки перелезть на другую сторону. Русси и не собирался испытывать судьбу. Вместо этого он, словно олимпийский метатель молота, что было сил раскрутил принесенный с собой мешок и швырнул его через стену на польскую сторону.
Мешок взмыл вверх и перелетел через ограждение. С бешено колотящимся сердцем Мойше прислушался. Серебряный подсвечник он обернул тряпьем, поэтому вместо лязга послышался негромкий, глухой удар о землю. Мойше напрягся, чтобы уловить звук шагов на той стороне. Сейчас все зависело от честности того поляка. Если парень просто хочет украсть подсвечник, то запросто может это сделать. Если же надеется подучить еще, то выполнит условия, о которых они договорились на улице Лешно.