Выбрать главу

Поэтому роман наш, хотя он и не является, строго говоря, рыцарским романом, вполне укладывается в куртуазные рамки. Рыцарские подвиги лишь заменены здесь превратностями судьбы, увлекательными, но совсем не таинственными приключениями. Поэтому герои книги проявляют стойкость и последовательность не в удалом «поиске», не в рискованном поединке, а в любви; поэтому смелость заменена здесь терпением, воинская сноровка — настойчивостью и хитростью.

Таким образом, основная идея романа — это возвеличивание и прославление красоты и благородства любовного чувства, которое не могут одолеть ни козни недоброжелателей, ни превратности судьбы и которое одерживает победу вопреки всем преградам. Поэтому наш роман не без оснований можно было бы рассматривать и как аллегорию любви. Разрешается она через символическое истолкование цветов.

Как известно, некоторые из цветов, особенно роза и лилия, занимали в средневековой любовной символике заметное место. По этому поводу написано уже немало исследований[12], главным образом в связи с французской аллегорической поэмой XIII столетия, называемой обычно «Романом о Розе»[13]; здесь же присмотримся лишь, как цветочная символика используется в нашем романе.

Начнем с того, что само название книги уже указывает на такое отождествление: герой ее назван просто «цветком», героиня же — «белым цветком». Не раз на страницах романа красоту и юность героев (особенно героини) автор сравнивает со свежестью и красотой распускающейся розы. Такое отождествление протагонистов соответственно с красной и белой розами (возможно также — с белой лилией) подкреплено тем, что они появляются на свет в Вербное воскресенье (Paques fleuries). Вообще образы белой лилии и алой розы как символы духовного и материального начал, в том числе возвышенной и чувственной любви, встречаются в лирике многих эпох и многих народов вплоть до Нового времени, например у Владимира Соловьева:

Белую лилию с розой, С алою розою мы сочетаем. Тайной пророческой грезой Вечную истину мы обретаем.

Затем отметим, что мотив пробуждающейся в юных сердцах любви связан с мотивом весеннего цветущего сада, столь поэтично описанного в романе.

Отметим также, что на мнимой гробнице Бланшефлор герои романа изображены с цветами в руках: девушка протягивает Флуару розу, а он ей — лилию (ст. 567—572):

Et li ymage Blanceflor Devant Floire tint une flor. Devant son ami tint la bele Une rose d’or fin novele; Floires li tint devant le vis D’or une gente flor de lis.

Наконец, в сцене проникновения Флуара в Девичью башню цветочная аллегория выступает особенно ясно. Герой, как известно, доставлен туда в цветочной корзине, где он был надежно спрятан среди свежесорванных цветов (они не названы, но совершенно очевидно, что это розы; так по крайней мере понял это место и перевел немецкий поэт первой половины XIII в. Конрад Флек[14]). Для того чтобы его было труднее разглядеть, он по совету привратника надевает платье соответствующего цвета (ст. 2269--2270):

Рог cou qu’avoit une coulor Et li vestimens et la flor.

Роза оказывается здесь не только символом земной чувственной страсти (что так типично для средневековой лирики), но и аллегорией мужского начала в любви (Флуар = красная роза). Когда Бланшефлор на надгробии протягивает возлюбленному розу, она этим как бы напоминает ему о его любви и побуждает отправиться на ее поиски. Понятен и жест юноши: протягивая подруге белую лилию, он напоминает о ее юной чистоте. Показателен эпизод в Девичьей башне. После появления там Флуара в корзине роз и в алом одеянии влюбленные предаются любовным утехам, на которые они не решались до своей разлуки.

В «народной» версии романа эта символика цветов присутствует, но сведена до минимума. Там с меньшей изобретательностью и не так поэтично описан сад, где проводят время будущие любовники, там нет и описания надгробия с их фигурами (впрочем, в этом месте рукопись имеет очевидный пропуск), эпизод с цветочной корзиной тоже изложен довольно кратко (не сказано, что Флуар одевается в алое платье и т. д.). Все это говорит о том, что автор второй версии стремился сделать из книги подлинный «роман», т. е. повествование о рыцарских приключениях, а не лирическую повесть о всепобеждающей любви, в которой сами имена любовников становятся многозначительными символами их чувства. Насколько он преуспел в этом, мы сейчас увидим.

вернуться

12

См.: Ch. Joret. La rose dans l’antiquite et au moyen age: Histoire, legendes et symbolisme. P., 1892.

вернуться

13

Литература, посвященная этому произведению, столь обширна, что ее не имеет смысла приводить. Естественно, во многих работах рассматривается проблема аллегоризма поэмы, в частности истолкование аллегории Любви-Розы.

вернуться

14

Ср.: Ch. Joret. La rose dans l’antiquite et au moyen age, c. 323.