Я рассказала остальным, что это означало.
— Тогда нам нужно вернуться обратно на ферму, — сказала Реджи. — Выключить излучатель.
— Или просто-напросто поснимать с них шлемы, — сказал Каламити, выплюнув винтовку.
— Да, потому что тогда они станут свободно мыслящими, чрезвычайно агрессивными существами, чей разум только что был в копытах пони, — отметил Лайфблум спокойно. — Намного менее опасные.
— Лады, мой план — дерьмо. Опять. — Каламити потряс головой, опустив взгляд на траву под блестящим щитом.
Я больше не могла ждать ни минуты.
— Литлпип, — ахнула Вельвет. — Что ты делаешь?
Снимала броню, чтобы взглянуть на свою кьютимарку. Вот что я делала. И ещё никогда в жизни я не раздевалась так стремительно. Отшвырнув броню в сторону, я вывернула шею, чтобы осмотреть свой бок.
Нет.
Моя шерсть была полностью сожжена, плоть под ней вздулась и покрылась пузырями, скрученная, как штопор. Жёсткая разрушительная магическая энергия пронзила мою защиту чуть ниже кьютимарки, поглотив примерно половину маленького ПипБака на моём боку.
— Нет!
Я не кричала, хотя и чувствовала, что должна была. Было ощущение, что в меня воткнули ржавый крюк, а затем резко выдернули, выпотрошив все эмоции. И оставив на их месте зияющую чёрную рану. Да, это ощущение было нерациональным. Ведь я знала, что на другом боку кьютимарка была в целости и сохранности. Но я уже не могла включить ту часть своего мозга, что ответственна за здравый смысл.
Я услышала вздох Вельвет Ремеди. Её голос был странно далёким. Стиснув зубы от своей собственной боли, ко мне шагнул Каламити.
— Лил'пип... — начал он, желая сказать мне всё, что, как ему, чёрт возьми, казалось, должно было мне помочь. Но я замахнулась на него копытом, заставляя отступить.
— Не смей говорить мне, что кьютимарки не важны! — прошипела я. Каламити не заслуживал такого, но я была слишком поглощена своим горем, чтобы заботиться о его чувствах.
Пустошь напала на мою душу и тело. Обтесала меня. Порча скрутила меня изнутри, изменила мою суть. Я отрастила ногу заново! Потом была моя ПипНога и всё то, что Розовое Облако со мной сотворило. Более того, Пустошь, забирая мою невинность, мою наивность... отрезала от моей души кусок за куском. Но отнимать это у неё не было никакого права. Пустошь не могла украсть у меня то, что делало меня особенной, не важно, насколько незначительной эта особенность иногда казалась, а атака на мою кьютимарку ощущалась именно как кража.
Обернувшись на Вельвет, я спросила:
— Ты это можешь исправить? Скажи, что можешь!
Вельвет сглотнула с печальным видом, её бегающий взгляд выдавал правду. Тем не менее, она предположила:
— Может быть... если мы удалим всю повреждённую плоть... — Я умышленно проигнорировала эти глаза, взгляд которых говорил мне "нет".
— Вперёд! — потребовала я, подсовывая свой бок фактически ей под нос. — Живо!
— Л-Литлпип... нет... — пыталась образумить меня Вельвет. — Ты только посмотри, где мы.
— Плевать! — отрезала я, мой взор затуманился. Я поняла, что плачу. Когда это началось? — Режь!
Вельвет Ремеди застыла, выражение её лица сменилось явным неудовольствием.
— Нет! — рявкнула она в ответ. — Не. Здесь, — и повернувшись ко мне спиной, сообщила: — Если ты хочешь, чтобы я тебя оперировала, то придётся подождать, пока мы не окажемся в более безопасном месте. И более стерильном.
Мне захотелось ударить её.
Я знала, что это было не похоже на меня. Как будто вся моя боль и пустота смешались, проходя через призму её отказа, и вылились в слепую ярость.
— Тпру! — крикнула Реджи, заметив изменение в моём поведении.
Я замахнулась на Вельвет, вставая на дыбы и открывая рот, чтобы закричать на неё, давая ей последний шанс на...
Вспышка магии прервала меня. Боль в моём боку внезапно исчезла. Так же, как и ощущение собственных ног... и всего остального. Как будто моё тело растворилось, оставив от меня лишь бесплотный дух. Я даже не почувствовала, как свалилась на землю, зафиксировав своё падение лишь по завалившемуся горизонту.
— Кое-кому необходим перерыв, — произнёс Лайфблум, его рог светился. Обезболивающее заклинание. Это ведь он обучил ему Вельвет Ремеди, не так ли?
Все вокруг уставились на меня. Я почувствовала, что закипаю всё больше. Теперь мне хотелось пнуть их ещё сильнее. Прямо промеж глаз. (Со вкусом редиски, непонятно к чему добавила моя маленькая пони.)
Каламити отвернулся, заняв себя прикручиванием энерго-магической винтовки к своему боевому седлу.
Вельвет Ремеди наклонилась и нежно прижалась ко мне.
— Нам очень жаль, Литлпип. Мы понимаем, — она подарила мне странный, но добрый взгляд. — Я знаю, как долго ты боролась за то, чтобы получить свою кьютимарку. Не расстроиться в такой ситуации было бы... ненормально.
Она опустилась на землю рядом со мной. Не прикасаясь, но оказывая мне поддержку своим присутствием, не заботясь о том, нуждаюсь я в ней или нет. Мой гнев и боль не исчезли. Но после нескольких глубоких вздохов моя ярость начала переходить с Вельвет Ремеди на меня саму. Мир начал расплываться перед глазами, пока не осталось ничего, кроме неясных водянистых очертаний.
Я плакала на щите-полу Вельвет Ремеди, и слезы тихо потрескивали, падая на него.
* * *
— Ну что ж, — спокойно произнёс Лайфблум, влив исцеляющие заклятья в Ксенит и Каламити. Мой друг-пегас мог снова двигаться без боли. Ксенит не подавала признаков изменений. — Давайте посмотрим, что мы можем сделать для спасения этой пони.
Мой гнев снова перетёк в то раненое, опустошённое ощущение. И этого перехода оказалось достаточно для того, чтобы позволить рациональной части в моей голове взять верх. Да, моя кьютимарка пропала. Ну, почти пропала. Но я никогда не понимала её или интересовалась ею. Она была, помимо всего, не намного лучше кьютимарки в виде кьютимарки. И у меня по-прежнему оставался её дубликат.
Мне было совестно. Реджи справлялась с потерей родного брата, настоящей семьи, лучше, чем я справлялась с потерей тупой картинки на своём боку.
Я также чувствовала тошноту и головокружение. Я была обезвожена. Моё зрение было по-прежнему размыто, несмотря на то, что я перестала плакать — я не могла даже подвинуть переднюю ногу, чтобы вытереть глаза. Жар горящего леса высушил мои слёзы, сделав их горячими и чрезмерно солёными. Я кашляла из-за дыма, моё горло болело. Я удивилась тому, как близко теперь было пламя. Я не могла подняться, чтобы посмотреть, но треск был громче, чем когда-либо — звук приближался. Вечнодикий лес выглядел ярче, чем раньше, купаясь в нездоровом оранжевом свечении.
(И, конечно, было крошечное затяжное смущение от беспомощности, в то время, когда Вельвет Ремеди переодевала меня. Вельвет с Каламити не могли позволить мне находиться в Вечнодиком лесу без защиты. Для них было недостаточно того, что я и так уже прилегала к броне.)
Белый пони с красно-розовой гривой повернулся и указал своим светящимся рогом обратно на лес. Красноватое свечение сформировалось где-то среди деревьев, за областью, которую я могла видеть со своего места. Свечение усиливалось, приближаясь.
Запакованная в светящийся красный кокон магии Лайфблума каменная статуя пегаски в броне Вондерболта проплыла над папоротниками и опустилась на экранированную землю перед нами.
Джет. Они звали её так.
— Проклятье, — прошептал Каламити с возродившейся надеждой в голосе. Может быть, его план, в конце концов, не был полным провалом.
Вельвет Ремеди левитировала куролиска.
— Теперь слушай, — прошептала она, её голос каким-то образом был одновременно дружелюбным и угрожающим. — Ты оживишь эту пони и пообещаешь, что больше не будешь превращать безвинных существ в камень, и мы тебя отпустим. — Описание того, что произойдёт, если куролиск откажется, повисло в воздухе невысказанным.
Лайфблум вопросительно поднял бровь, обращаясь к другим:
— Отпустим? — Я захихикала про себя и кивнула. Всё-таки Лайфблум совсем ещё не знал нашу Вельвет.