Моррингтон, конечно, не мог знать эти подробности. Но что он знал совершенно точно, так это что ни в какой культуре клеток Эмили — а стало быть, и в моих — нет признаков болезни Джоан. И врал совершенно сознательно, дабы заманить меня в свою клинику и…
«Это ее обследование — не просто повод заманить ее сюда», — вспомнились мне слова Моррингтона. Сказанные чуть более года назад. И на тот момент после аварии Эмили тоже прошло чуть более года.
Я прямо-таки услышала щелчок, с которым частицы паззла встали на место в моей голове.
Все странности поведения Эмили, когда бывшая пай-девочка и папенькина дочка стала пить, курить и ширяться, приобрела страх перед полетами, полностью сменила круг друзей, сетевые аккаунты и даже сексуальную ориентацию — все, что я (и все остальные!) объясняли последствиями травмы, имело куда более простое и естественное объяснение. И уж кому как не мне следовало давным-давно догадаться — ведь я и сама сделала фактически все то же самое, только в другую сторону!
Этот cabron[15] вовсе не собирался довольствоваться тем, чтобы год за годом продавать чудодейственное лекарство из водопроводной воды одной и той же лохушке. О нет, для него это было слишком мелко, да и лохушка могла со временем догадаться, что ее разводят. Он каждый раз перезапускал этот сериал с начала. И я была Эмили номер 3. Считая от настоящей, которая действительно прибыла в его клинику устранять последствия ожогов по экспериментальной и не сертифицированной в США, но чудодейственной методике…
Когда Моррингтон объяснял, почему не требует за свои услуги половину состояния Эмили — он говорил правду. Во-первых, это привлекло бы слишком много нежелательного внимания (да и слишком велико было бы искушение не заплатить — требующий чересчур много рискует не получить вообще ничего просто в наказание за свою наглость), а во-вторых, «зачем резать курицу, несущую золотые яйца?» Вот только «курицей» здесь была компания Харбингера, находящаяся на подъеме и с каждым годом приносящая новые доходы, которые можно аккуратно состригать. Вместе с головой очередной Эмили.
Я не знаю, кем была Эмили номер 2. Скорее всего, Моррингтон тоже подобрал ее в трущобах — хотя, возможно, и не в мексиканских, поскольку по-английски она говорила без акцента. Вероятно, она тоже относилась к мелкому криминалу, отсюда и псевдоним «Бонни», то есть «Лиззи». Но, судя по всему ее поведению — моего ума у нее не было и близко. Моррингтона это, наверное, поначалу только радовало — чем тупее лохушка, тем легче ее разводить. Но позже он, возможно, об этом пожалел — когда ее дурные привычки, уже никак не ограничиваемые финансово, пошли вразнос, грозя, что она или загнется от передоза, или разобьется в пьяном виде, или угодит в какой-нибудь крупный скандал, который привлечет к ней слишком пристальное внимание не только прессы, но и полиции. А окажись она под арестом, она не только перестала бы быть для него дойной коровой, но и подставила бы его самого под угрозу разоблачения. Так что, возможно, первоначально Моррингтон решил найти ей замену именно по этой причине — а уже потом вошел во вкус…
Так что получается, что с формальной точки зрения я вовсе не убивала свою сестру, а напротив — покарала ее убийцу. Но это для меня в общем-то не имело значения.
Значение имел сукин сын Моррингтон.
Интересно, что он будет делать, если я не приеду? Теоретически, по-прежнему имея в своем формалине тело Эмили — а может, и те самые «живые культуры ее клеток», о которых он писал — он может создать Эмили номер 4 и без моего участия. Правда, без моих документов и прочих вещей — но все равно, с деньгами Моррингтона, наверное, не будет проблемой переправить ее через границу. Дабы она сама решила вопрос, как занять мое место. Это, правда, для Моррингтона большой риск — что, если она не сумеет убить меня и попадется? Но проверять, пойдет ли он на такой риск, я, разумеется, не собиралась.
Я написала ему, что прибуду в его клинику через четыре дня. А потом написала еще одно письмо.
Альваресу.
Да, у боссов картелей тоже есть электронная почта. Причем не только официальная, которой они пользуются, изображая законопослушных бизнесменов, но и та, что известна лишь ближнему кругу. Я знала ее от Бульдозера.
Именно от его имени — используя, разумеется, сервис одноразовых е-мэйлов, прячущий все данные отправителя — я и написала.
Кто сказал, что Бульдозер умер? Те, кто стрелял в него? Те, кто видел потом обгорелые останки? Все они были неправы. Я объясню вам, босс, как вышло, что я живой, а главное — кто заказал похищение вашего сына.
Далее я расписала подробности нашей неудачной операции, из которых Альварес должен был понять, что пишет ему человек, действительно в ней участвовавший. А дальше шло самое интересное.
«Тот парень, которого завалили ваши люди — это был не я, босс. Это был мой двойник. Все дело в этом чертовом гринго, докторе Моррингтоне. У него клиника к югу от Тихуаны. Официально там восстанавливают внешность тех, кто пострадал от ожогов и всяких прочих травм, но на самом деле этот доктор сущий дьявол, босс. Никого он там не лечит. Он создает двойников. Берет кого и меняет его внешность на чужую так, что ни родная мама, ни полиция не отличит от оригинала — даже отпечатки пальцев совпадают. Настоящих пациентов Моррингтон убивает и заменяет двойниками, а они потом ему служат. Он говорит, что делает это с помощью каких-то генов и хромосомов, но я так думаю, тут без черной магии не обходится, босс.
Вот этот-то самый доктор и хотел похитить вашего Паблито. Чтобы наделать его двойников и продать их всем вашим врагам, каждому в тайне от прочих. И каждый их них потребовал бы у вас выкуп, и никто бы не знал, какой Паблито настоящий. А настоящего, наверно, и в живых бы уже не было.
Я виноват перед вами, босс, но Бог все-таки уберег меня — не позволил навредить Паблито. Меня не ищите — я уже не в Мексике, и я хорошо спрятался. А написать вам я решил вот почему. Я узнал, что этот проклятый доктор убил мою единокровную сестру Кончиту — да еще и продолжает издеваться над ней после смерти…»
Никакой сестры у Бульдозера не было, но никто ведь не знает, сколько телок перетрахал его папаша помимо его матери. Так что в появлении сестры, о которой ничего не знали ни городские архивы, ни сам Бульдозер до их чудесной встречи, ничего невероятного не было.
Такое случается не только с Бульдозерами.
Далее я поведала, что на предательство своего босса Бульдозер пошел не из-за денег, а как раз-таки ради спасения сестренки, которая была тяжело больна и обратилась в благотворительный фонд Моррингтона. Доктор обещал помочь, если Бульдозер согласится помочь с похищением Паблито — даст свою кровь для создания двойника и расскажет все, что тот должен знать. И даже несмотря на то, что операция провалилась — сестра вышла из клиники здоровой. Но вот теперь Бульдозер узнал, что никакая это не сестра, а проклятый двойник — а мертвое тело его сестры проклятый доктор держит в подвале в чане с формалином и делает из ее трупа вытяжки, а из этих вытяжек готовит эликсиры, чтобы делать новых двойников.
«Так уж вы, босс, за то, что я вам все рассказал и правду про ваших врагов открыл, сделайте доброе христианское дело. С Моррингтоном делайте, что хотите, а сестренку мою велите из чана достать и похоронить по-человечески. Она перед вами ни в чем не виновна и про мой сговор с Моррингтоном не знала, клянусь Девой Марией и спасением моей души».
Я, разумеется, не ожидала, что Альварес просто возьмет и поверит этой фантастической истории. Но, списав всю мистику на глупость и невежество Бульдозера, он решит, что какая-то реальная основа за всем этим может быть. И пошлет своего человека в клинику вежливо поинтересоваться, правда ли, что доктор располагает методикой, позволяющей поменять внешность так, что не распознают никакие системы сканирования биометрики? Жадность заставит Моррингтона заглотить наживку в надежде на конструктивное сотрудничество со скрывающимися от полиции представителями криминала. Кстати, для Альвареса такое сотрудничество и в самом деле было бы выгодно. Но я была уверена, что он предпочтет месть. Для него это вопрос чести и принципа. И, разумеется, никаких оправданий Моррингтона, что он ничего не знает ни о каком похищении Паблито, никто слушать не будет (если у исполнителей будет мало времени) — либо же Моррингтон сам признается во всем (если времени будет много).