— Один из основных компонентов сильнодействующего обезболивающего средства, — пояснила я. Пришлось для этого отойти от перегонного куба и сдвинуть повязку вниз, чтобы ответы звучали внятно. — Если раненому требуется ампутация или другая тяжёлая операция, то двадцать-тридцать капель такого средства позволят ему не чувствовать боли, пока он не очнётся. Но горячие пары опасны, да.
— Ваша забота о раненых похвальна, монна Стентон, — сказал младший храмовник. Ну, по сравнению со своим дубовым братом по ордену младший, а вообще-то мужику было уже ближе к сорока, чем к тридцати, пожалуй. — Но существуют правила, а вы их нарушаете. Магам запрещается покидать их башню после девяти вечера вплоть до особого распоряжения Инквизитора или его советников, а время уже без четверти десять.
— И вы больше получаса меня искали? — фыркнула я. — Любой хасмалский маг в ответ на вопрос: «Где эта ваша Стентон?» — должен был ответить, что я, видимо, захлебнулась и утонула в очередном своём котле.
Младший храмовник неопределённо хмыкнул. Похоже, не поверив в такой ответ, они первым делом двинулись искать пропажу в «Приюте Вестника» и, только убедившись, что я была там вчера около полудня и больше не появлялась, отправились проверять лабораторию при госпитале.
— Поскольку вы не захлебнулись и не утонули, — сказал храмовник, — вы должны вернуться в башню магов.
— Хорошо, — кротко согласилась я. — Но посмотрите вон на тот котёл, сэр …?
— Мартин.
Я наклонила голову с видом «рада знакомству».
— В том котле, сэр Мартин, готовятся примерно полсотни порций восстанавливающего зелья, которое вы берёте с собой на разведку и в рейды. Если сейчас я погашу под ним огонь и уйду, завтра утром все полсотни будущих флаконов отправятся в выгребную яму. И кровавый лотос, из которого я ещё и половины полезных веществ не выгнала — туда же. Зря будет потрачено отличное сырьё, из которого могли бы получиться качественные лекарства. Сэр Симон, сэр Мартин, вы действительно считаете, что возвращение в башню лояльного мага, несмотря ни на что остававшегося в своём Круге, стоит таких потерь? Если да, я тушу обе горелки.
Сэр Симон выглядел непримиримым, но сэр Мартин поднял руку, останавливая его.
— Сэр Симон, — сказал он, — я думаю, лучше доложить лейтенанту об этом происшествии. Мне не хотелось бы, чтобы из моего жалования вычли стоимость испорченных зелий. Я могу остаться и присмотреть за монной Стентон, пока вы доложите сэру Аларре обстоятельства этого дела.
Старший храмовник задумался, потом неохотно кивнул. Кажется, угроза потери части жалования и для него была достаточно серьёзна.
— Он был охотником, — сказал сэр Мартин, когда тяжёлая подвальная дверь громко хлопнула за сэром Симоном. — Ловил настоящих малефикаров и не верит в лояльность магов. Да ещё возраст, в котором влияние лириума уже сильнее любых доводов рассудка.
— Ну, почти любых, — придержав усмешку, поправила его я. — Серебро всё же сильнее лириума.
— Пока ещё, — согласился храмовник.
Я кивнула: безумие сэра Симона было уже не за горами, но пока что его навыки охотника на малефикаров были нужны Инквизиции.
— Ребята из Хасмала говорили, будто вы как-то умудрялись добывать для них лириум, когда Церковь их бросила, — вполне по-человечески, а не с холодноватой церемонностью сказал вдруг сэр Мартин.
— Да, я путалась с Хартией, если называть вещи своими именами, — с кривенькой вымученной усмешкой подтвердила я. — Но разумеется, не как шлюха, а в своём… профессиональном качестве: яды, сильнодействующие снотворные… лекарства, впрочем, тоже.
— Создатель многое может простить, если это было сделано с благими целями.
— Чьи-то жизни в обмен на рассудок и жизнь других? — с той же усмешкой переспросила я. — Увы, сэр Мартин, мною двигали исключительно шкурные интересы: без защиты храмовников нас бы разорвали в клочья, а храмовникам был нужен лириум. Не уверен, что Создатель сочтёт такую причину достаточно убедительной.
— Не нам судить о Его замыслах и решениях, — возразил храмовник. — Мы можем только молиться и молить о снисхождении. В конце концов, если бы Он хотел видеть нас совершенными, такими бы Он нас и сотворил. Но Он оставил нам свободу совершать ошибки и платить за них, значит, мы просто должны стараться исправить сделанное.
— Вот я и стараюсь, — буркнула я. — Топлю свои грехи в котлах с целебными зельями, а они что-то никак не хотят тонуть.
Я запустила целый рой светляков, слишком ярко осветивших тёмный, во влажных пятнах каменный свод подвала (зрение я ревностно берегла и всегда устраивала целую иллюминацию, работая с книгами и документами), и достала из шкафа с письменными принадлежностями чистый лабораторный журнал, чтобы записать кое-какие мысли по поводу повторного использования кровавого лотоса после перегонки. Сэр Мартин, кажется, не прочь был немного поболтать в отсутствие напарника, но не стал навязываться явно не расположенному к общению человеку. Посмотрев, как я пишу, он достал откуда-то из недр своего доспеха какую-то книгу, сел на свободный стул, жалобно скрипнувший под весом рослого, мускулистого мужчины и стальных пластин на нём, и как-то слишком быстро для рыцаря Церкви заскользил взглядом по строчкам.
Так мы и сидели в молчании и тишине, нарушаемой лишь скрипом пера, негромким бульканьем и ровным гудением пламени — одна писала, другой читал, а сэра Симона не было что-то уж очень долго. Наконец он вернулся и недовольным тоном сообщил, что они с сэром Мартином должны дождаться, когда я закончу свою работу, после чего сопроводить меня в башню магов. Кажется, рыцарь-лейтенант ещё и потребовала каких-то немыслимых вещей вроде вежливого обращения с магом, потому что сэр Симон глядел всё больше в сторону и ронял каждое слово с таким усилием, будто одновременно волок в гору неподъёмный груз. Я вежливо поблагодарила храмовника за разрешение закончить работу и сообщила, что восстанавливающее практически готово. Пока я заканчиваю с вытяжкой из цветков кровавого лотоса, как раз уже можно будет гасить горелку и оставлять зелье настаиваться до утра. Полчаса, господа храмовники, даже чуть меньше.
А за завтраком вестовой принёс мне письмо. Я распечатала его, поймав на лету выпавший из него ещё какой-то листок:
«Госпожа Стентон, поскольку я не считаю возможным одновременно выражать Вам благодарность за заботу о наших раненых и наказывать Вас за нарушение комендантского часа, будем считать, что эти действия аннулировали друг друга. Однако господин Адан с похвалой отзывается о Ваших алхимических талантах, а хасмалские храмовники уверены в Вашей лояльности. Я вполне доверяю суждениям и мастера Адана, и рыцаря-лейтенанта Флоренса, а потому я думаю, что Вы принесёте гораздо больше пользы Инквизиции, если не будете жёстко связаны рамками внутреннего распорядка. Надеюсь на то, что Вы разумный человек и не станете злоупотреблять моим разрешением.
Максвелл Тревельян»
Я хмыкнула, развернула второй листок и прочла разрешение распоряжаться своим временем по собственному усмотрению, подписанное самим Инквизитором и заверенное его печатью.
— Что там у вас, Элисса? — спросил Линден, до сих пор считавший своим долгом присматривать за «своими» магами, хотя формально мы все теперь подчинялись Инквизитору.
— Разрешение утопиться в котле и вообще не вылезать оттуда в любое время дня и ночи, — усмехнулась я. — Жизнь налаживается.
— Всё-таки вы маньячка, монна, — пробормотал Гленн.
— Да разумеется, — легко отозвалась я, решив не напоминать парню, что он и сам не лучше. — Иначе чего бы я добилась?
Погода портилась: небо хмурилось, ветер был особенно резким и ледяным. Хотелось поскорее пересечь двор, просвистывавшийся насквозь, но перехватив меня на подходе к лазарету, мне поклонился незнакомый гном в глубоком сером капюшоне и с совершенно бандитской мордой, украшенной клеймом обитателя Пыльного города. Быстро ребятки сработали, уважаю.