— И что мы будем делать, шеф? — спросила я.
— Хороший вопрос, Мария, я надеялся, что возможно ты, поработав органом недоступным твоему напарнику, сможешь что-нибудь предложишь.
— Ну, — я изо всех сил постаралась оправдать доверие начальства и напрягла мозг секунд на тридцать, — мы могли бы отправить засланца, который бы за банку варенья и ящик печенья втерся к нему в доверие и выведал военную тайну Мальчиша Кибальчиша.
Я говорила в шутку, чтобы сказать хоть что-то. Однако шеф отнесся к моему предложению с неожиданным энтузиазмом.
— Неплохая идея, — кивнул он. — Кто хочет стать Мальчишом Плохишом? Нет, Гарик, — отрезал шеф, уловив на лице моего напарника мимическую активность, выражавшую готовность к действию, — тебе бы прекрасно подошла эта роль, в принципе. Но мне нужен результат, а единственное к кому ты можешь втираться в доверие это к молоденьким секретаршам и проституткам, так что сразу «нет». Дима, Оля, Изольда, вас этот товарищ видел. Маша? — шеф пытливо посмотрел на меня.
— Что? — я прикинулась шлангом. Так, на всякий случай.
— Мне кажется, ты прекрасно подойдешь для этой роли, — шеф ласково улыбнулся. Мне его улыбка совсем не понравилась.
— Муа? Лев Борисыч, как вы могли подумать? Какой из меня засланец, я не умею держать язык за зубами, и потом, я…
— Прекратим нашу дискуссию, — отрезал Лев Борисович. — Если я считаю, что у тебя получится, значит получится. Разговор окончен.
Прекрасно! Чудесно! Божественно!
— Ладно, — я вздохнула, — покажите мне этого красавца, чтобы я хоть имела представление к кому надо втираться в доверие.
— Пошли, — Дима поднялся со своего места, — красавец там тот еще.
Через пару кабинетов от комнаты, где мы устроили совещание, была дверь с небольшим окошком в серединке.
Я заглянула внутрь. И совершенно не удивилась. Потому как человек внутри выглядел именно так, как в представлении большинства людей должен выглядеть тот, кто может читать древнеегипетские иероглифы. Невысокий мужчина неопределенного возраста, скорее молодой, в очках, ну, и разумеется с жиденькими черными усиками, куда ж без них.
— Отлично, — я отпрянула от двери, — что-то я сильно сомневаюсь, что тут сработает хоть чье-то обаяние. Скорее наоборот, разве только Изольда…
— Что ты, Маш, — меня перебил Дима, — с Изольдой все было еще хуже. Видела бы ты, как он на нее шипел.
— Отлично, — повторила я. — то есть Изольда не смогла уговорить этого типа, а я, стало быть, смогу?
Дима пожал плечами.
— Если шеф сказал, что у тебя получится, значит, получится, — его вера в начальство была непоколебима. Я вздохнула с завистью. И вернулась в кабинет, в котором сидело другое мое непосредственное начальство, закинув ноги на стол и кокетничая с всеми особами женского пола одновременно. Как человеку удавалось — ума не приложу.
— Как тебе? — Лев Борисович посмотрел на меня сквозь очки.
— Тот еще типчик. Насколько я понимаю, женским обаянием его не возьмешь, — я задумалась.
— То есть брать ты его собираешься грубой мужской силой, — Долинский заработал увесистый пинок и заткнулся.
— Надо выглядеть соответствующе. Гарик, сними-ка свой свитер, а? И, — я тяжело вздохнув, посмотрела на своего шефа. — Лев Борисович, у вас можно одолжить очки?
— Машенька, тебе не кажется, что очки, плюс четыре, в роговой оправе несколько не подходят молодой и близорукой особе? — поинтересовался шеф.
— Искусство требует жертв, — я гордо сграбастала протянутые мне вещи и исчезла в соседнем помещении, где висело зеркало.
— Тадам! — Спустя несколько минут, я предстала перед всеми и по реакции окружающих поняла, что во мне умерла великая актриса: увидев меня Изольда нахмурилась, Лев Борисович начал протирать линзы на отсутствующих очках, а Долинский заржал так, что свалился со стула.
Что и говорить, зрелище было не для слабонервных. Свитер Гарика, частично заправленный в мои джинсы; кудри, преобразившиеся в копну волос; довершало все это жалкое зрелище, громоздкие очки, сквозь которые я тщетно пыталась что-то увидеть, поверх переносицы.
— Димон, а теперь будь другом, втолкни меня, пожалуйста, к этому чуваку, да погрубее, желательно с матом, — попросила я.
— Маш, ты что? — Димка уставился на меня с ужасом, — я в жизни на девушку руку не поднимал, во-вторых, какой мат?
— Бля, — сказала я про себя. Кто бы мог подумать, что двухметровый гигант с косой саженью в плечах, окажется настолько безобидным. Однако в проблему это не превратилось, ибо счастливая физиономия Долинского мгновенно оказалась примерно в метре от меня.