И разве не то же свойство заставляло отца сказать людям, зимним утром собравшимся у него в кабинете: «Послушайте, лес вокруг «Вилевала» сегодня такой красивый. Деревья в инее, снег сверкает на солнце. Вам следует поехать со мной на машине и увидеть все это. Пройдут годы, и никто не вспомнит, сколько писем мы написали сегодня утром, а такая прогулка останется с нами на всю жизнь».
Ему принадлежит идея «Эволюона», постоянной выставочной экспозиции на тему взаимоотношений человека и техники, которую поначалу оценили немногие. Сейчас толпы посетителей всех возрастов доказывают, как он был дальновиден.
Это же безошибочное представление о том, что со временем приобретет значимость, заставило его настоять на том, чтобы директора всех филипсовских предприятий со всего мира собрались на празднование 75-летия концерна: «Общее участие в таком событии когда-нибудь потом, в старости, когда человек так одинок и жаждет общества, будет согревать им сердца». Как же он оказался прав! Это были и впрямь незабываемые дни.
То же касается и семейных празднеств, когда он со всего света собирает вокруг себя всех своих детей и внуков: «Жизнь так коротка, а мы так мало бываем вместе…» И при возможности приглашается еще и внушительное число двоюродных братьев и сестер.
Отец не из тех людей, кто направо и налево рассказывает о своей вере. И все-таки вы сразу поймете, когда он рассчитывает на собственные способности и обаяние, а когда, зная свои пределы, ищет совета и вдохновения «свыше». К голосу «свыше» он удивительно восприимчив. Думаю, этот голос и направлял отца к сердцам его бессчетных собеседников, и он же подсказывал, как взять верную ноту, обращаясь к большим массам людей.
Дигна Хинтцен-Филипс, 1975 г.
Сын об отце
Когда отец попросил меня написать о его автобиографии с точки зрения сына и прибавил, что ему это весьма важно, я почувствовал себя очень польщенным и согласился, не успев подумать, что за этим кроется. Одно дело — поболтать с ним самим или поговорить о нем с друзьями или знакомыми. В обоих случаях я знаю, с кем говорю, и вижу, как мои слова воспринимаются. Если что не так, я могу уточнить свою мысль, поправить себя. Но общаясь с вами, человеком мне незнакомым, я становлюсь в тупик. Кто вы? Интересно ли вам, что думает об авторе его сын? И, с другой стороны, что, собственно, я хочу вам сказать? До какой степени я хочу — смею — открыться в том, что кажется мне абсолютно личным в моих с ним отношениях? Вопросы простые, но как ответить на них?
После шести месяцев раздумий я решился продолжить по двум причинам. Во-первых, у меня просто не хватает духу подвести отца. Во-вторых, когда требуется донести мысль до аудитории, во мне разгорается истинно миссионерское рвение. Мысль же моя в этом контексте состоит в том, что на разных стадиях моей жизни я щедро пользовался отцовской проницательностью и его практической философией, и дай Бог каждому такого советчика! Поэтому я хочу воспроизвести здесь некоторые его советы, выраженные где его собственными словами, как я их запомнил, где моими (там, где память не сохранила цитат), но определяющие мысли в любом случае — его.
«Ничего страшного, если вы ссоритесь и деретесь, но лишь при том условии, что после ссоры вы немедленно обсуждаете происшедшее». В практическом смысле это означало, что враждующие стороны, на которые мы, семеро детей, делились, прибегали к следующей процедуре перемирия:
каждая сторона предлагала свои извинения «оппозиции» за iy роль (совершенно ясно, что незначительную!), которую она сыгрп ла в разгоревшемся конфликте;
обе стороны старались найти приемлемое решение на основе того, «что правильно», а не того, «кто прав»;
если это не срабатывало, стороны апеллировали к матери, чтобы найти решение проблемы.
Конечно, конфликты наши были яростными и достаточно частыми — ангелов в нашей семье нет! — но, благодаря этому подходу, тучи разгонялись довольно быстро. Затяжных и непримиримых войн не было. Не припомню, чтобы когда-нибудь лег спать с неразрешенной проблемой.
«Ум, который необходим, чтобы преуспеть в школе, многими слишком переоценивается. Конечно, некоторая сумма знаний в жизни необходима, но, на мой взгляд, гораздо важнее, чтобы ты стал человеком приятным и достойным доверия, личностью, с которой другие смогут сотрудничать. Вот почему я думаю, что тебе очень полезно играть в командные виды спорта. Только посредством практического опыта можно понять, что такое работать в команде».
«Если бы учителя время от времени перемежали свою оторванную от жизни преподавательскую работу с практическими занятиями, они бы гораздо лучше понимали, в каких именно качествах молодых людей отчаянно нуждается общество».
«Порой сталкиваешься с людьми, человеческая зрелость которых, то есть чувство соразмерности, чистота и целостность, отстает от уровня их развития с точки зрения интеллекта. Они такие умники, они убедят и себя, и окружающих в чем угодно, нимало не думая об ужасных последствиях, которыми чревато это решение. Таких — берегись!»
Когда я спросил, стоит ли мне пойти учиться на юридический факультет Лейденского университета, отец решительно ответил: «Конечно, стоит. Ты многому научишься. Конечно, знания, которых ты там наберешься, это самая малая часть дела. Куда важнее то, что ты разовьешься как личность и повсюду приобретешь себе друзей. Сможешь разобраться, что тебя на самом деле интересует, и на досуге будешь заниматься этими предметами. Легкой жизни не обещаю, но толк будет, и успеешь, между делом, вволю повеселиться.
Уверен, что способностей сдать вступительные экзамены у тебя хватит». (Я их и сдал, когда настало время.)
«Хорошо и то, что, когда станешь выпускником, тебя не смогут вогнать в трепет люди с дипломами. Ты даже не удивишься, услышав, что они несут сущий вздор, особенно после того, как поймешь, что и сам вполне способен на самые бессмысленные высказывания!»
«Как ты? Чем занят? Ты доволен?» — эти вопросы он задает людям, которых какое-то время не видел.
«В работу нужно вкладывать столько сил и времени, чтобы наслаждаться тем, что делаешь». Что он имеет в виду, называя работу удовольствием, занятием, из которого черпаешь радость? Ниже следует то, что выкристаллизовалось из множества наших с ним разговоров по этому поводу. Некоторые из выраженных здесь мыслей, это очевидно, принадлежат ему. Другие — мне, но в них отразилось его влияние, к примеру, моя мысль о работе. Они сплавились в целое, и разграничить их я уже не могу.
Чтобы быть «удовольствием», работа должна отвечать целому ряду требований.
Во-первых, вам должно нравиться ее содержание. Проблемы, которые вам следует решить, должны быть достаточно значимы, чтобы заслужить ваше внимание, и достаточно интересны, чтобы разжечь ваше любопытство и спровоцировать вашу сообразительность. Вот почему так необходимо загодя распознать, что в жизни будет для вас важно и какого рода проблемы вызовут у вас интерес.
Во-вторых, если вы выбрали профессию и хотите занять в ней свое место, вам следует попытаться сформировать свое «видение»: четкое представление о том, каким путем вам предстоит двигаться, и понимание того, как вам его пройти. Видение помогает двигаться к цели, выполняя ежедневную порцию первоочередных заданий. Таким образом обеспечивается перспектива, которая делает трудные и откровенно скучные особенности вашей работы более сносными. Вы понимаете, что они ее неотъемлемая часть, от них никуда не деться и что, справившись с ними, вы добиваетесь некоторого практического прогресса.
В-третьих, движение в избранном направлении должно быть и ответственностью, и удовольствием. Попробуйте отыскать людей, совместная работа с которыми доставит вам радость: приятных людей, обладающих чувством юмора, не принимающих себя слишком всерьез и не боящихся быть забавными. Цитирую отца: «Обычно, если работа тебе нравится, скоро обучаешься выполнять ее хорошо». И по другому поводу: «Многие люди смотрят на свой труд как на повинность, бремя. Какая жалость! Работа существует не только для того, чтобы ее делали, но и для того, чтобы получать от нее удовольствие. Нужно научиться наслаждаться жизнью и на работе, и вне ее».