— А то дело ты реально провалил? — спросил Джонатан.
— Официальная версия, одобрена Советом и сдана в архив.
— Это мы уже слышали, — сказал бригадир. — Ты принимаешь наши условия?
— А есть выбор? — Мартов поскреб щетину. — Хорошо, бригадир, я с вами. Не знаю, что вы затеяли, но думаю, это будет что-то поинтереснее моего тупого прозябания с бутылкой в руке. Я ничего не теряю. Почти ничего. Все условия, кроме отказа от коньяка, приемлемы. Буду адекватен — сто процентов, но промочить горло не откажусь даже под ножом у Хамелеона. Если устраивает, готов побриться, причесаться и начать работать прямо сейчас.
Он взглянул на бригадира, а затем на Джонатана. Вряд ли Мартов успел пронюхать, что помощник скоро станет выше шефа в цеховой иерархии, но во взгляде адвоката мелькнула искорка озарения. Джонатан не спешил подтверждать догадку Мартова и кивком переадресовал предложение Островскому.
— Договорились, — согласился бригадир. — Побреешься позже. Сейчас расскажи, что в действительности произошло в Сайгоне.
— Да все на самом деле просто. — Мартов сделал еще глоток из фляжки. — Не было там никакого Хамелеона. Наш был парень, могу Вечностью поклясться, бессмертный. Потому и не погиб в напалмовом море. После того как рейнджеры зачистили партизанскую базу, на место прибыла похоронная команда и составила свой отчет. В нем никакого белого трупа не значилось, только желтые описаны. Уполз, болезный, из братской могилы, отлежался в джунглях и прямым ходом в Сайгон, где его никто уже не ждал.
— Стоп, стоп, — Островский поднял руку. — Вечный не мог убить своих. Не по моральным соображениям, а просто физически.
— Бригадир, — Мартов скривился. — Не надо делать из меня попугая. Я повторял эту историю тысячу раз, сколько можно?
— Сколько нужно, — вмешался Джонатан. — Попросим — повторишь еще тысячу. Как Вечный мог убить своих? Или слухи об их истинной смерти были несколько преувеличены? Их перевели на нелегальное положение?
— Нет, Вечные убыли в мир иной на самом деле, без дураков. А как он это сделал — можно лишь гадать. Я в своем отчете предположил, что предатель использовал вслепую непосвященного в суть нашего противостояния Хамелеона или нашел особый способ, неизвестный Цеху. На первую версию мне резонно возразили, что инстинкт гнева пока никто не отменял и альянс бессмертного с Хамелеоном нереален по причинам физиологического характера, за вторую меня обозвали пустозвоном и фантазером. Закончилось все тем, что я публично принял официальную версию, согласился, что Хамелеоны работали в группе, и занялся другими делами.
— Может, так оно и было?
— Вас интересовало мое мнение как непосредственного участника событий? Я его изложил. Убийцей он был или нанимателем убийцы, но это был бессмертный. Я чувствовал его и улавливал запах. В нем были странные оттенки, но главной нотой был все-таки запах Вечного.
— Чувствовал и улавливал запах? — уцепился Джонатан. — Ты считаешь, это разные вещи?
— Не знаю, просто с языка сорвалось, — Мартов махнул рукой, — как-то само собой. А что, разные? Я не понимаю, ваше новое дело связано с этим сайгонским убийцей? Он снова что-то натворил?
— Пока трудно сказать, — ответил Островский. — Что было дальше?
— Ничего, — адвокат развел руками. — После сайгонского провала я ни разу не слышал о подобных инцидентах и потому постарался забыть о нем. Скорее всего, предатель больше не светился, а своего подручного, Хамелеона, он наверняка уничтожил.
— Ну что же, — размышляя вслух, сказал Джонатан, — в целом все сходится. Да, у предателя мог быть и прирученный Хамелеон, но могло быть и как сегодня.
— А как сегодня? — Мартов уставился на Джонатана, ответа не дождался и перевел взгляд на бригадира: — Что стряслось?
— Мы думаем, Андрюша, что среди нас есть метис, — коротко пояснил Островский. — Помесь Вечного и Хамелеона в равных пропорциях. Как он мог появиться на свет, то есть как его родители могли найти общий язык вопреки инстинкту гнева, нам пока неясно, и почему его таланты вместо простой суммы образовали произведение, нам непонятно, но факт, как говорится, налицо.
— Разрешите внести поправку, Всеволод Семенович, — вмешался Джонатан. — Я говорил, что у меня тоже имеются новости, так вот… Все оказалось гораздо сложнее, бригадир. Похоже, мы отстаем от жизни не по дням, а по минутам. Кроме Туманова и неизвестного Врага-метиса, в игре снова появился наш старый знакомый — Хамелеон Владимир Храмовников. С ним случилось то же самое, что и с Тумановым. Он вернулся, грубо говоря, с того света и теперь желает отомстить Врагу. Прямо с нами связываться он не желает, но тоже намерен ущучить Врага. То есть фактически он на нашей стороне.
— Хамелеон стал бессмертным? Вот так фокус!
— Плохо дело, — Мартов хмуро уставился на багровеющий за окном закат. — Насколько я знаю историю Цеха, Вечность редко меняла правила игры, но все же такое случалось неоднократно и ни к чему хорошему не приводило.
— О чем ты? — удивился Островский.
— О балансе сил, бригадир. Способности бессмертных и Хамелеонов не всегда были настолько различны, как сейчас. То есть… как до последнего времени. Когда-то давно мы играли на равных, а давным-давно Хамелеоны даже имели преимущество — серьезные пси-способности, которые делали их очень грозными врагами. Но постепенно Хамелеоны утратили гипнотический дар, и установился нынешний расклад сил — в нашу пользу, но, честно говоря, несправедливый. Если теперь распределение способностей снова корректируется Вечностью и Хамелеоны получили бессмертие, мы будем вынуждены вести с ними борьбу на равных, а «судить» наш бой будут Враг и Туманов.
— Так себе рефери, — заметил Джонатан. — Слишком пристрастные.
— У Вечности свои понятия об идеальном соотношении сил и судействе.
— Очень может быть, — сказал Островский. — Но хотелось бы узнать поточнее.
— Нет ничего проще — убейте девицу и подежурьте пару часиков у ее смертного одра. Оживет — значит, все верно, нет — будем искать причину дальше.
— Циник ты, Андрюша.
— Я бессмертный, — Мартов пожал плечами и поднял фляжку. — Выпить хотите?
— Зачем Вечности сначала вводить в игру Туманова, а затем насылать на него метиса и менять правила в отношении Хамелеонов? — усомнился Джонатан.
— А кто сказал, что Туманова в дело ввела Вечность? — неожиданно спросил Мартов. — Нет, Джонатан. С чьей подачи он появился, не знаю, но Вечность лишь сделала ответный ход. Кстати сказать, и рождение Врага было ответным ходом Вечности, только не знаю, на какой ход неизвестного соперника. Мы все пешки в чьей-то мудреной шахматной партии, господа. Только пешки. Давайте за это и выпьем.
Часть II
Ледяная кровь
На фоне архитектурных шедевров прошлого и поблекших от времени вывесок, которыми изобиловали улочки старого города, глянцевый плакат с эмблемой юбилейных, двадцатых, Олимпийских игр выглядел как цветной телевизор на полке со средневековыми книгами. Нет, не прогрессивно. Неуместно. Да и текст: «Мюнхен 1972. Добро пожаловать!» казался нелепым. Какой, к черту, Мюнхен, когда вокруг цветет и пахнет обласканная жарким майским ветром величественная, романтичная и прекрасная Барселона?! Как можно думать о чем-то постороннем, прогуливаясь по этим улицам и площадям, любуясь дворцами, парками и соборами, вдыхая этот волшебный средиземноморский воздух и буквально утопая в истории? Какие другие праздники жизни можно себе представить, попав на Ла Рамбла? Как заставить себя переключиться на посторонние проблемы или новости, окунувшись в богемную атмосферу многочисленных антикварных лавок, ресторанов и кафе района Ла Рибера?
Шуйский немного отстал от группы престарелых, но по-детски любознательных американских туристов и придержал за рукав Мартынова. Бригадир поднял на шефа вопросительный взгляд, но мастер уставился мимо него, на тараторящего, как пулемет, гида, игнорируя немой вопрос подчиненного. Мартынов понял мастера без слов и тоже с деланым интересом прислушался к тому, что говорит экскурсовод.