Удар был тупым и сильным, но почему-то не в грудь или в лоб, а в спину. И напоминал он удар оглоблей, а не тот короткий толчок, который ощущаешь, когда в тело впивается пуля. Земля резко приблизилась, из груди вышибло весь воздух, и отчетливо хрустнули хрящи носа. Джонатан ощутил, как по верхней губе стекает теплая жидкость, а затем учуял запах крови. Он частично перебил запах Врага, и Джонатан наконец вспомнил, как задерживается дыхание. А когда прямо над ухом хлопнули два выстрела из «ПМ», Смотритель ощутил, что оцепенение проходит и хотя бы руки начинают слушаться законного хозяина. Джонатан попытался нашарить свой пистолет, но ничего не нашел.
— Предупреждал же тебя, осторожнее! — хрипло проворчал кто-то над ухом. — Лежи, не ерзай!
— Он… уйдет! — чуть гнусаво из-за разбитого носа проговорил Джонатан. — Нельзя… отпускать!
— Пусть уходит, позже найдем.
— Нет! — Джонатан попытался подняться, но не сумел.
В глазах то ли от резкого движения, то ли от чего-то еще вдруг потемнело, и Смотритель снова уткнулся лицом в землю. На этот раз без сознания.
Стрелок проверил пульс на шее у Джонатана и снова направил оружие в сторону зарослей. Кусты больше не шевелились, но стрелок не спешил расслабляться. Боковым зрением он уловил, что из шестерых распростертых поблизости людей по крайней мере один приходит в себя, однако и этот факт не отвлек стрелка от выполнения прежней боевой задачи.
— Очень красиво добивать человека рукояткой по затылку! — проворчал очнувшийся Эфиоп. — Хоть выживет?
— А тебе-то что?
— Он обещал меня отпустить.
— Ну иди, никто не держит, — так и не обернувшись к Эфиопу, проронил стрелок.
— Некрасиво получится. Вроде как сбежал. У нас уговор: берем гада — я свободен. Когда подписываюсь под чем-то, всегда выполняю.
— Тогда бери его волыну и за мной, — стрелок поднялся с земли. — Зайдешь с тыла. Одно условие — берем гада холодным.
— Годится, — Эфиоп поднял оружие Джонатана. — Теплым все равно не получится. Уж больно он горазд мозги прижигать. Этих-то поди сначала гипнозом обработал, а потом укокошил, да?
— Угадал, — стрелок обвел равнодушным взглядом поле боя. — Грустное зрелище, однако. Кладбище бессмертных.
— Разве так бывает? — Эфиоп усмехнулся. — Ерунда какая-то.
— По научному — оксюморон. — Стрелок осторожно двинулся в сторону болота. — А бывает по-всякому, уж поверь. И бессмертные умирают. Я точно знаю. За мной, наемник, на мины!
Часть III
Кладбище бессмертных
Визит мастера Чеснокова не вписывался в довольно плотный рабочий график Шуйского, однако отказать члену цехового Совета, да еще и Смотрителю, глава Совета не мог. К тому же, если у такого высокопоставленного Вечного возникли затруднения, с которыми он не сумел справиться самостоятельно, к делу следовало отнестись со всей серьезностью. Шуйский так и отнесся. Он отменил одну из второстепенных встреч и вписал в освободившееся «окно» фамилию Чеснокова. Получаса сразу после обеда могло не хватить, Смотритель любил вести беседу обстоятельно, но Шуйский надеялся, что у него получится сразу вычленить суть проблемы и сделать разговор предметным, без лишних рассуждений.
К сожалению, конкретизировать разговор удалось не сразу, и понять, за каким лешим 31 декабря, за считаные часы до наступления нового, 2009 года, явился Смотритель, мастер сумел только к исходу отпущенного на встречу времени.
— Простите, Смотритель, — прервал нудный монолог Чеснокова Шуйский, — позвольте мне для себя предварительно суммировать то, что вы сказали. Вы увидели в вещем сне нечто тревожное, даже опасное для Цеха, но вы почему-то сомневаетесь, что увиденный вариант событий реализуется. Почему?
— Понимаете, Юрий Михайлович… — Смотритель снял и протер очки, которые носил исключительно для солидности, у Вечных никогда не было проблем со здоровьем, в каком бы то ни было виде. — Понимаете ли… это трудно объяснить тому, кто никогда не видел вещих снов.
Чесноков явно желал о чем-то умолчать, но не мог сообразить, как это сделать, не нарушая логической цепочки своих рассуждений.
— А вы не объясняйте, просто изложите, в чем видите проблему. Я пойму. Я никогда не видел вещих снов, но уже почти тысячу лет общаюсь со Смотрителями. Кое-что в вашем промысле я понимаю, уж поверьте.
— Хорошо, — Чесноков, сдаваясь, тяжело вздохнул. — Очень скоро, не позднее марта наступающего года, начнется большая война между нами и Хамелеонами. В ней погибнут многие Вечные. Я не видел, кто конкретно канет в Вечность, но видел, что нас останется гораздо меньше, чем погибнет.
— Интересно, — Шуйский сохранил невозмутимое выражение лица.
— Интересно?! — На скулах у Чеснокова вспыхнули розовые пятна. — Вы… не верите мне?!
— Помилуйте, Смотритель! — мастер поднял руки. — Конечно же, верю! Но я предпочитаю не паниковать раньше времени. Я вообще не паникую последние лет восемьсот, отвык, знаете ли. К тому же вы обнадежили меня еще в начале беседы, сказав, что сомневаетесь в неотвратимости такого развития событий. Все-таки почему вы не уверены в этом крайне мрачном и в то же время очень важном прогнозе?
— Понимаете, — Чесноков сцепил пальцы в замок, навалился животом на стол, подался вперед и перешел на полушепот: — Я видел ужасную картину! Огромное кладбище. Десятки тысяч могил! И на всех надгробиях выбита одна дата смерти. Точнее — один год, 2009, наступающий. Между могилами бродили Вечные, но все они были дряхлыми, словно обычные старики, и было их очень мало. Очень мало!
— Действительно скверный сон, — спокойно согласился Шуйский. — Неудивительно, что он произвел на вас такое гнетущее впечатление. И что было дальше?
— А дальше я увидел то, что и заставило меня усомниться в неотвратимости этого кошмара, этой… катастрофы. Я увидел Хамелеона! Нет, сначала я не понял, что это Хамелеон, он выглядел Вечным, и никто из наших на него не нападал, поскольку от него не пахло врагом! Он был словно… словно…
— Наполовину Вечным, — подсказал Шуйский.
— Звучит нелепо, но… да, так я и подумал, там, во сне. И еще я почему-то подумал, что именно он повинен во всем этом кошмаре, понимаете?
— Вполне, — Шуйский кивнул. — И поэтому вы решили, что прогноз сомнителен?
— А что еще я должен был решить? — Чесноков откинулся на спинку кресла и расцепил пальцы.
— Ну да, ну да, — задумчиво пробормотал мастер. — Больше ничего не видели?
— Образы были, но слишком общие, — Чесноков неопределенно помахал рукой. — Знаете, такие… вроде видеоряда к музыкальному клипу. Какие-то пейзажи, надо признать, красивые, горные. Какие-то странные кадры, будто бы снятые электронным микроскопом, например частицы угольно-черной пыли, кровяные тельца, спираль, похожая на ДНК. Еще было ночное небо, лица на фоне огня… В общем, ничего конкретного.
— Это плохо, — все так же задумчиво проронил Шуйский. — Чьи лица, не определили?
— Смертных, — уверенно сказал Чесноков. — Думаете, это важно?
— Пока не знаю. Если позволите, Смотритель, еще вопрос. Хамелеон был один?
— Не знаю, — Чесноков развел руками. — Конечно, тысячи Вечных не могут погибнуть от руки лишь одного врага, но… смотря чем он воспользуется. Если каким-нибудь оружием массового поражения…
— Вряд ли, — Шуйский покачал головой. — Мы жестко контролируем эту сферу деятельности смертных. Хамелеоны не дослуживаются даже до полковника ни в одной армии мира. Есть вариант, что врагам помогут террористы, но вряд ли у них найдется настолько серьезное оружие. Спасибо, Смотритель, я тщательно проанализирую ваше предупреждение. Даже если этот вариант развития событий реален, у нас в запасе целых три месяца.
— Два, — возразил Чесноков. — От силы два с половиной.
— Все равно достаточно времени, — Шуйский покосился на часы.
— Спасибо, что выслушали, мастер, — Смотритель поднялся, но к двери пошел не сразу.
Он будто бы хотел сказать что-то еще, что-то очень важное, возможно, даже в чем-то признаться, настолько озабоченным и отчасти виноватым было выражение его лица, но никакого признания или дополнения к сказанному не прозвучало. Чесноков помялся пару секунд у стола и покинул кабинет.