Ельцин был не единственным, кто жаловался на мелочную опеку Лигачева, но Борису Николаевичу доставалось больше других. Егор Кузьмич пытался держать московского секретаря в ежовых рукавицах и жестко контролировал его деятельность. Во-первых, Ельцин был тут, под рукой, в соседнем подъезде. Во-вторых, если руководители правительства могли хотя бы формально отстаивать свою независимость, то уж Московский горком точно подпадал под власть секретариата ЦК.
Лигачев рассчитывал, что Ельцин станет его человеком. Но Борис Николаевич знал себе цену. Он не желал слепо подчиняться не только Лигачеву, но и самому генеральному секретарю. Егор Кузьмич исходил из того, что Ельцин должен быть ему по гроб жизни обязан за перевод в столицу. Но Борис Николаевич опять же не испытывал таких чувств.
Лигачев, видимо, быстро разочаровался в своем выдвиженце. Он не любил своенравия и знал, как прищемить хвост. Для этого у него в руках были все необходимые рычаги.
Он дергал Ельцина по мелочам, по каждому поводу заставлял отчитываться, считая, что таким путем укротит строптивого. А Борис Николаевич просто перестал ходить на секретариаты и при случае сам атаковал Егора Кузьмича. Уже потом он рассказывал, как пришел к Горбачеву и сообщил: в разгар антиалкогольной кампании закупленное в Чехословакии оборудование для пивных заводов демонтировали и сломали.
Горбачев развел руками:
— Что сделаешь?..
На политбюро Ельцин заговорил о том, сколько вырублено виноградников, сколько заводов перепрофилировано.
Лигачев завелся:
— Позвольте?..
Ельцин:
— Я еще не закончил!
Лигачев:
— Позвольте, я скажу.
Горбачев молча наблюдал за перепалкой.
Ельцин закончил свою речь словами:
— За такие дела надо снимать с работы и судить!
Видя, что московский секретарь бунтует, Егор Кузьмич пустил в ход тяжелую артиллерию.
В августе 1986 года на заседании политбюро Ельцин заговорил о том, что в Моссовет обращаются разные группы, которые пытаются проводить в Москве демонстрации и митинги. Они требуют, чтобы Моссовет решил, где проводить такие мероприятия, сколько людей могут в этом участвовать и так далее. Ельцин выразился в том смысле, что такое решение придется принимать.
Горбачев согласился и поручил Ельцину готовить предложения. Прошел месяц, Горбачев уехал в отпуск. Заседания политбюро вел Лигачев. И вдруг, вспоминает член политбюро Воротников, Егор Кузьмич «поднял вопрос о публикации в московской печати (по-моему, в «Вечерке») Моссоветом правил проведения митингов и демонстраций».
Лигачев резко отчитал московского секретаря:
— Почему Ельцин не рассмотрел этот вопрос на бюро МГК? Кто обсуждал их и с кем? Ведь еще 6 августа, когда ты, Борис Николаевич, поднимал на политбюро этот вопрос, то Горбачев просил тебя проработать и внести предложения о порядке проведения всяких демонстраций, митингов и шествий. Ты согласился. А сделали по-другому. Ведь принятый Моссоветом порядок беспределен. Он не определяет многие параметры: предварительное согласование, место и продолжительность демонстраций, количество людей. Кто ответствен за безопасность и т. п.
Ельцин оправдывался:
— Это дело Советов, я же докладывал на политбюро, было дано добро.
— Неверно, — возмущался Лигачев, — было дано принципиальное согласие — разработать правила проведения митингов, шествий. Горбачев сказал: вносите предложения, а вы пустили на самотек. Надо же иметь единый порядок не только по Москве, но и по стране.
Ельцин даже несколько растерялся. Он пытался объясниться, но обвинения следовали одно за другим.
Академик Александр Яковлев, присутствовавший на том заседании политбюро, вспоминает: «Честно говоря, я тоже растерялся, наивно полагая, что вопрос возник спонтанно. Выступая, я выразил недоумение ходом обсуждения, сказав при этом, что Б.Н. Ельцин всего лишь выполнял поручение политбюро. Только позднее я понял на собственном опыте, что подобные «разносы» организуются заранее…»
Динамизм Ельцина нравился немногим в политбюро. Остальных он раздражал, и это выплеснулось. Опытные партийные чиновники почувствовали, что отношение Горбачева к Ельцину изменилось к худшему.
Генеральный секретарь надеялся, что Борис Николаевич, выполняя его указания, покажет, чего можно добиться под знаменем перестройки. Первоначально Горбачеву нравилось, как действует неутомимый Ельцин. Он хвалил Бориса Николаевича за то, что тот решительно очищает столицу от гришинского наследства.