Наконец, мы легли в дрейф рядом с «Куин Шарлотт», когда к нам устремился целый рой шлюпок. Казалось, каждый офицер во Флоте пытался попасть на борт, и наши три корабля были окружены кольцом бьющихся друг о друга весел и стукающихся шлюпок. В разгар этого капитан Боллингтон отправился доложить адмиралу, смуглолицему, суровому старому лорду Хау. По всем отзывам, «Черный Дик», как его называли «просмоленные», принял нашего капитана как родного сына, и портвейн лился рекой. Затем «Фиандре» и «Таурусу» было приказано пройти вокруг Спит-Саунда и войти в портсмутскую гавань для ремонта.
К ночи «Фиандра» была в руках доковых рабочих, и ее нынешняя кампания подошла к концу.
Вместе «Термидор» и «Таурус» нанесли ей достаточно повреждений, чтобы вывести из строя на многие месяцы. Ее постоянный офицерский состав: штурман, боцман, констапель[19] и тиммерман — останутся на борту, а остальные из нас, от капитана до юнги, будут переведены на другие корабли. Спрос на людей был слишком велик, чтобы двести первоклассных моряков простаивали без дела. «Фиандра» снова выйдет в море, как только будет готова, но с другим капитаном и командой.
Но я уйду до того, как это случится. За последние пару дней я принял решение и в ту же ночь пошел поговорить с капитаном Боллингтоном, чтобы воспользоваться обещанной мне услугой. Когда-то я и мечтать не мог о том, чтобы просто договориться о разговоре с ним в его каюте, но теперь это было легко. Он даже предложил мне стул и бокал вина.
— Вы не передумаете? — спросил он. — Я с удовольствием помог бы вам продвинуться по службе.
— Благодарю, сэр, но нет, — ответил я.
— Я понимаю, — сказал он. На этот раз он принял это более охотно. — Полагаю, у вас на берегу есть свои обязанности, которые вас займут.
— Да, сэр, — ответил я.
— Тогда чем я могу вам помочь?
— Сэр, мне понадобится свидетельство о почетном увольнении, чтобы я мог пройти через верфь, не будучи снова завербованным.
Он улыбнулся.
— Конечно. Я немедленно прикажу моему клерку его подготовить.
— Затем, поскольку мне причитается жалованье, и поскольку я могу ожидать получения призовых денег в должное время…
— Конечно, конечно, — сказал он, вступая, чтобы избавить меня от любой неловкости. — Я был бы счастлив лично выдать вам аванс для покрытия ваших немедленных расходов. — Он облизнул губы, взвесил все за и против и выбрал щедрость.
— Ста фунтов будет достаточно?
— Вы очень щедры, сэр, но двадцати будет вполне достаточно, и вы легко сможете вернуть их из того, что мне причитается.
— О… — сказал он, — как пожелаете, конечно.
Он сдержал слово, и через час у меня были деньги и его свидетельство. Затем мне пришлось попрощаться с Сэмми и моими товарищами. Это оказалось гораздо, гораздо труднее, чем я ожидал, потому что я знал, что они ценили меня только за меня самого, а не в надежде на какую-то выгоду. Они доказывали это тысячу раз.
Сэмми сказал то же самое, что и капитан.
— Полагаю, теперь у тебя на берегу есть свои обязанности, о которых нужно заботиться, парень.
— Нет, — ответил я. — Я не хочу ничего из этого.
— Что? — раздраженно спросил Сэмми. — Ты все еще боишься неприятностей из-за Диксона?
— Нет, дело не в этом, — сказал я. — Не совсем. Хотя я не так уверен, как ты, что они не смогут меня повесить. Так что я не собираюсь давать им такой шанс. Но дело не в этом. Дело в том, что все, чего я когда-либо хотел, — это пробиться в торговле. Вы все знаете, что я могу это сделать…
— Так точно! — сказал Норрис. — У тебя было больше грога и табака, чем у казначея!
И все рассмеялись.
— Я хочу пробиться сам, — сказал я, — и я могу это сделать. Мне не нужны чужие деньги. Я хочу свои. Так что я схожу на берег, меняю имя и начинаю собственное дело.
— И удачи тебе, приятель! — сказал Сэмми.
— Так точно! — сказали остальные.
Последней я попрощался с Кейт. Я еще раз попытался ее переубедить, но она отказалась, даже когда целовала меня. Если бы у меня был хоть какой-то ум, я бы схватил эту бедняжку и увез с собой, хотела она того или нет. Для флота ее не существовало, так что никто бы меня не остановил. Но я этого не сделал. И, клянусь Богом, разве я потом об этом не пожалел?
И это был конец моего пребывания на борту «Фиандры». Когда я перелезал через борт, мне казалось, что мое сердце разорвется. Но я все равно ушел. Молодые люди так поступают. Они думают, что будут жить вечно.
19
Констапель (the Gunner) — уоррент-офицер, артиллерийский специалист, заведовавший артиллерийскими припасами и отвечавший за материальную часть корабельной артиллерии.