23
Полагаю, я и тогда еще мог бы вырваться из флота. Но мне было слишком любопытно. Понимаете, я не знал, кто я на самом деле, а тут появилась возможность, что кто-то другой это знает! В глубине души я стыдился того, кем был. Но заговор морских офицеров пытался меня убить, значит, я должен был быть чем-то более важным, чем ублюдок шлюхи, не так ли? И еще был небольшой пустяк — Сэмми и Норрис спасли мне жизнь. После этого, вопреки здравому смыслу, я не мог посмотреть Сэмми в глаза и сказать, что собираюсь бежать.
В общем, я вернулся на «Фиандру», и всю дорогу до корабля мы обсуждали, что делать. Сэмми сказал, что им придется по очереди прикрывать мне спину, и мы строили тысячу догадок о том, кто мог быть моим тайным врагом.
Но все это было напрасно, ибо никто из нас не мог себе представить, кто бы это мог быть: капитан? Мистер Уильямс? Мистер Сеймур? Сэмми говорил, что это лучшие офицеры, под началом которых он ходил за тридцать лет. А как насчет мистера Уэбба, помощника штурмана? Он был лейтенантом во всем, кроме звания, и все уважали его за навигаторское мастерство. И в любом случае, он был невысокого роста и не смог бы оказать такого сопротивления, как мой нападавший. Схожие соображения относились и к мистеру Хасламу, и к мистеру Голдингу, штурману. Оба они были слишком стары и медлительны. И даже если бы мы догадались, что мы могли бы сделать? Пойти к капитану (предположив, что это не он) с нашими бездоказательными подозрениями? Нас бы, скорее всего, повесили за мятеж. На самом деле, у офицера было столько способов погубить матроса с нижней палубы, что было бы опасно даже дать моему врагу понять, что я его подозреваю. Так что мы вернулись к своим обязанностям, тише воды, ниже травы, и держали все при себе.
Все были рады нас видеть, другие артели должным образом получили свои увольнительные, а лейтенант Уильямс довел нас и портовых рабочих до полубезумия своим нетерпением снова выйти в море. К счастью, жизнь на королевском корабле не располагает к размышлениям и домыслам, и у меня было чем заняться. Для начала, мне пришлось объяснить боцману, почему мы все-таки не собираемся продавать канат. Но это не было проблемой. Я уже не помню, какую байку я ему рассказал, но он проглотил ее целиком. К тому времени он был так очарован мной, что, клянусь, поверил бы мне, если бы я сказал, что все портовые торговцы внезапно стали честными и отказываются покупать королевское имущество.
Затем, к концу июня, долгожданное письмо от Их Лордств Адмиралтейства сообщило капитану Боллингтону, что все его могущественные интриги принесли плоды. Его пиратский приказ совершать набеги на французское побережье был подтвержден. И не только это: ему удалось увеличить размер своей экспедиции. Нас должен был сопровождать его племянник, Эндрю Боллингтон, лейтенант и командир куттера «Ледибёрд», который был готов к выходу в море в Портсмуте.
«Ледибёрд» имел репутацию на редкость прекрасного суденышка: военный корабль в миниатюре, с восемью четырехфунтовыми вертлюжными пушками и парой двенадцатифунтовых карронад. Длиной он был не более шестидесяти футов, а экипаж составлял тридцать человек. Но он был построен для скорости, с огромной площадью косых парусов; один из самых быстроходных кораблей во флоте. Добавление этого проворного судна было бы бесценно для разведки и для поимки любого, кто окажется слишком быстр для «Фиандры».
С заветным приказом в руках капитан Боллингтон бросил все свои силы на подготовку корабля к выходу в море. В течение недели работы были завершены, и 5 июля «Фиандра» вышла в море, а «Ледибёрд» следовал за ней. После развлечений с «женами» и увольнительных на берег команда «Фиандры» была самой счастливой компанией братьев, какая только выходила в море. Разумеется, за исключением одного неизвестного маньяка, ведущего тайную кровную месть, и меня, ее объекта.
При попутном ветре мы должны были достичь устья реки Арон не более чем за неделю, и тогда игра капитана Боллингтона начнется всерьез. А пока вечный цикл корабельных учений продолжался с еще большей энергией, чем прежде. Лейтенант Сеймур заставил нас встать к большим орудиям, еще когда мы выходили из гавани Портсмута. И там я увидел нечто, что подтолкнуло меня к собственной игре, бесконечно более приятной, чем кровь и резня, ожидавшие нас на французском побережье.
Как помощника боцмана, мое место по боевой тревоге было на баке, где четыре двадцатичетырехфунтовые карронады и взвод морпехов находились под командованием боцмана. Мистер Шоу был впечатлен моим нахождением под началом Сэмми Боуна и назначил меня канониром карронады номер один. Расчет второго орудия полностью состоял из ирландцев во главе с веселым, красивым парнем по имени Мэттью О'Флаэрти. И у О'Флаэрти была девушка, подносившая картузы к его орудию.[15] Она была маленькой и бледной, с иссиня-черными волосами и серьезным, неулыбчивым лицом. Для артиллерийских учений она была одета в матросскую форму, которая ей очень шла. Фактически, она начисто вымыла из моей головы все оставшиеся мысли о Полли Гримшоу. Позже я упомянул об этом Сэмми, и он предостерег меня.
15
Современные читатели будут шокированы предположением о присутствии женщины на борту военного корабля на действительной службе, тем более что адмиралтейские уставы это категорически запрещали. Но существует множество свидетельств их присутствия. В мемуарах Джона Никола, который служил в глубине крюйт-камеры «Голиафа» в битве при Абукире и, следовательно, не мог видеть самого боя, говорится: «всю информацию мы получали от юнг и женщин, которые носили порох», и далее: «я был очень признателен жене канонира, которая время от времени давала мне и своему мужу выпить вина». (С.П.)