Сакура подошла ближе. Дорогу ей тут же перегородила вытянутая рука с крепко сжатыми в них ножнами.
— Что здесь надо человеческой девке, да еще и переодетой? — а манерам этого самурая явно никто не учил.
— Мне нужен монах, — ответила Сакура. Она точно знала, что этот хитрец сидит где-то в глубине зала, в самом темном углу, и слушает, что происходит снаружи.
— Тебе-то? Зачем? — говорил все это время человек. Лис же сурово сверкал красными глазами из-под густых черных бровей.
— По делу, — Сакура посмотрела на самурая. Тот воспринял это как немой вызов.
— Глаза у тебя, кукла, нехорошие. А они ведь зеркало души, — он щелкну большим пальцем по цубе, чуть достав катану из ножен, демонстрируя, как хорошо ее лезвие начищено.
Сакура вновь посмотрела на него. С суровым спокойствием, крепким, как бамбуковый посох, которым если огрести по хребту, значит, до конца дней своих лежать мертвой, неподвижной рыбой, выброшенной суровыми волнами на берег.
— Не пытайся с ней тягаться, Гин. Эта девочка тебе не по зубам, — послышался спокойный, дружелюбный голос. Все у порога мгновенно повернулась к источнику звука. Им оказался монах, сидевший на скамье у дальней стены. Не самый темный угол, и не самый дальний от двери, но Сакура почему-то сомневалась, что монах был там все это время. Или она просто не заметила его?
— Не справлюсь? — тот, кого назвали Гином, едва не поперхнулся собственным возмущением.
— Именно, — в голосе прозвучали стальные нотки, но он по-прежнему звучал спокойно и приветливо, несмотря на скрытую в них силу. — Пропусти ее, Гин.
— Да, Чиррута*-сан, — самурай нехотя убрал руку, позволяя Сакуре войти. Ему эта девка не нравилась, за версту смертью веяло, а как ближе подошла, так вонь эта стальным привкусом крови на языке ощутилась. Но Чиррута кого попало к себе подпускать не будет, а уж тем более говорить, что какая-то соплячка, ему, Гину, сильнейшему из полукровок, не ровня.
Сакура прошла внутрь, не обращая внимания на взгляды охранников. Посмотрела на Чирруту, который блаженно прикрыл глаза. Как же давно она его не видела. Длинные волосы, что ниспадали почти до самого пояса, теперь сменил ежик волос. Загорелая кожа, чуть обветренное, уставшее, но по прежнему приятное лицо. Одет он был во все дорожное, только верного посоха Сакура рядом не увидела. Но мечница знала, что и без этой деревянной палки, от которой ей в свое время пришлось пострадать, мужчина был куда опаснее.
— Уверен, что ты выглядишь очень глупо в этих мужских одеждах, — с улыбкой сказал Чиррута, открыв глаза. Мутные, застланные пеленой, матовой дымкой с голубым налетом, чем-то похожие на две маленькие луны. Монах был слепым.
— Не хуже, чем ты с этим жалким ежом на голове, — не удержалась от дружеской шпильки Сакура.
— В мою шикарную шевелюру пробралась старческая седина, — заявил Чиррута.
— А не вша? — Сакура посмотрела него с усмешкой.
— Жемчужинка, да ты окрепла, — Чиррута мягко улыбнулся. — И научилась язвить. Хотя, я давно подозревал, что у тебя под язычком спрятана не одна колючка. К слову, с этим ежиком на голове я выгляжу куда моложе своих лет. От дамочек нет отбоя.
— Постыдился бы таких речей, монах, — Сакура его вовсе не упрекала. Она все прекрасно знала про этого человека, и чище был только младенец нескольких месяцев отроду. А эти шуточки есть ширма, за которой прячется светлейшее сердце.
Они с Чиррутой знакомы давно. Он стал ее вторым наставником, совершенно противоположным Аято Томей, который едва не замучил родную внучку, не превратил ее в демона в человеческом обличии. Про нее тогда сказал один из подчиненных Аято, мол, никогда бы не подумал, что не человек будет носить имя демона, а демон имя человека. Сакура не снимала с себя вины за прошлые грехи, но демоном никогда не была. Она больше походила на опасного, израненного зверя, загнанного в угол. Чиррута встретил ее именно в тот период жизни, когда Куран, отлежав в Волчьей яме* свой положенный, незаконный срок, а потом заплатила кровавую дань, бросив вызов семью лучшим воинам клана, была измученна, с жалкими остатками желания жить, ершистую, жестокую. И очень одинокую шестнадцатилетнюю девочку. В те годы, помимо всего прочего, ее способности находились на самом пике, но справиться с ними самостоятельно Сакура оказалась не в состоянии.
Чиррута пригласил мечницу сесть рядом, по-дружески сжал тонкое, но крепкое запястье. Очень давно Сакуры не было подле, а ведь они знакомы добрых шесть лет. За эти годы постепенно в разум входит малое дитя и своими ножками исследует не только приделы родного дома, но и мир за его стенами, не говоря уж о человеческих отношениях.
— Что привело тебя ко мне? — спросил он.
— Нужна помощь, — ответила Сакура.
— Чувствую, что многое тебя тревожит, — покивал понимающе Чиррута. — Расскажи по порядку.
— Недавно мне поступил заказ от одного высокопоставленного господина. Разобраться с убийством единственного сына и его невесты, молодой пары убитой в Киото накануне. Только вот по приходу в их дом, этого чиновника я нашла мертвым и нарвалась на двух наемных убийц. Мне они обычными не показались… — Сакура задумалась на мгновение. — Один из них повредил мой медальон, и я на мгновение почувствовала эту… жилку, присутствие потустороннего. На тот момент мои способности были максимально приглушены, но существа, столь сильные, вполне моли пробить защиту, тем более со сломанным талисманом.
— Тебя сильно ранили? — догадался Чиррута.
— Бывало и хуже, — ответила Сакура. — Но не это главное. После убийства чиновника я встретилась с Саярой и выяснила, что это не первая подобная смерть. Последним был кузнец, Имагари-сан, которому я отнесла медальон на починку. Его ограбили, и драконья жемчужина вместе с другими ценными раритетами пропали. Думаю, что-нибудь из украденного обязательно всплывет здесь, потому что обычный вор ценности этих вещиц не поймет. А мои способности с каждым днем все сильнее становятся…
— Это не страшно.
Сакура посмотрела на Черруту с укором. Видеть он этого не мог, но почувствовал отчетливо. Так уж получилось, что звезды сошлись именно в этот момент и никакой другой. Когда-то давно Чиррута учил Сакуру жить заново, ведь из них двоих последняя больше всего походила на слепого ребенка, которого нужно взять за руки и вести за собой. Монах так и делал. Брал и вел. Он учил Сакуру ощущать этот мир, ощупывать его, созерцать слухом, нюхом, кожей, эмоциями, а не только зрением. Чувствовать его, осязать. Учил ее так, как когда-то учился сам, но без наставника. Он чувствовал в девушке невообразимую волю к жизни, остервенелое желание выбраться, которое, казалось, давно исчерпало себя. Но мир Сакуры был гораздо шире, больше, чем у обычного человека в силу ее непростых способностей. Он охватывал границы по обе стороны. И Чиррута это понимал. Еще он понимал, что юная душа пока не готова принимать себя такой, какая она есть. Поэтому он потихоньку подталкивал ее к простым истинам, где ненавязчивым дружеским советом, где шуткой, в которой есть доля правды. Помогало не всегда, но все же это лучше, чем ничего. И ведь Сакура к нему привязалась.
Именно тогда Чиррута заговорил для Сакуры жемчужину в лапе дракона, подаренную когда-то отцом.
— Но тебя тревожит не это, — монах мягко улыбнулся.
— Сегодня я… — Сакура немного помедлила. — Видела жнеца.
— Это не удивительно. Столько смертей в городе, — Чиррута понимал, что не сам посланник смерти так смутил мечницу, а что-то другое, связанное с ним неотрывно.
— Он был очень похож на моего отца. Наставник, — впервые за долгое время в голосе Сакуры мелькнула тревога, желание, надежда. Внутри нее что-то силилось оборваться тугой струной, выпустить наружу давно дремавшие чувства. — Этого ведь быть не может? Это ведь просто жнец? Все одно к одному. И мои предусматривания, Небеса не дадут мне соврать, вопят о том, что здесь, в Киото, намечается что-то не ладное. И этот жнец тому свидетель.
— Ты никак хочешь с ним встретиться, чтобы убедиться в правдивости своих суждений? Хочешь узнать, что это не Хидеки Куран, после смерти взятый на службу самой смертью? Прав я, девочка, не отрицай.