«Толпы в башнях негроокон…»
Op. 4.
Толпы в башнях негроокон
Ткут полночно града кокон
В амарантах спит Мария
Лучезарная жена
Пусть потух я, пусть горю я
В огнь душа облечена
Толпы грустных мертвоокон
Кто их к жизни воскресит
Кто пронижет вешним соком
Брони тротуароплит
Спит прозрачная Нерея
В пену пух погружена
Я луной в верху глазею
Ротозей не боле я…
Эти ночи
Op. 26.
Бедняк задыхается жалких квартирах –
Ему ароматы вечерней помойки,
Собвеев глушаще-охрипшая лира
И жадные блохи продавленной койки…
Богач эти страстные, знойные ночи –
На лоне природы, обвернут шелками,
Где дачи воздвиг умудрившийся зодчий,
Где росы и лист перевиты цветами…
Кузнечики, шелесты, шорохи, звезды –
Все это полярно – и чуждо подвалу,
Где вонью прокислой, дыханьем промозглым
Питается мести футурум вассалам…
Порочат где вялые, слабые дети
Растут, чтоб служить бесконечно богатым,
Что вьют по-паучьи железные сети,
Богатым – отвратным… Богатым – проклятым.
«Не девочка а сексуал скелет…»
Op. 28.
Не девочка а сексуал скелет
Она на фоне электричьей станции
Что черною трубой дырявит небо
Тыкает парню пальцем в жилет
Дай папироску… Румянится
Парня лицо, от оспин рябо…
«На этот раз весны не воспою…»
Op. 29.
На этот раз весны не воспою
На этот год крылатой не прославлю
Пропахшей кровью травлю
Засохшим сердцем познаю.
В горах опубликованы зеленые листочки
Но на панелях вырос ржаво гвоздь
Об острый зуб сердец царапается кость
Бессильны здесь вешнедождя примочки.
Я этот год весны не воспою
Пускай лесах о ней щебечет птица
Тепла весеннего истица
Потомок тех что множились раю…
Из кирпичей не выстроишь гнезда
Из птах любая – гореурбанистка
В лесу премьер здесь жалкая хористка
Что в безработице всегда.
Пускай на межах славят вешнежребий
На улицах весной не убежден авто
Ее дебют, не даст реклам никто
И я как все. Не вырваться из крепи.
«Луна, хихикая по городу кастрюли чистит…»
Op. 30.
Луна, хихикая по городу кастрюли чистит,
Чтобы сияли каждой подворотне;
Истерзанных газет теперь заметней листья
И прошлого плевки зловонней и несчетней
Бреду, костыль мне теребит подмышку,
Измученный тропой, где шаг скользит:
Когда придет заря, чтоб сделать передышку
Глазетовый и черный не раскрыт…
Бездомные, приклеившись к газетам на бульварах
Иль в швах застряв домоцементных стен,
Улиток позах спят поджарых –
Тоскливых нитей дней бесчислье веретен…
Спят, спят… Жизнь – жесткий сон…
Им светит лунный Эдисон.
(2 часа ночи. Юнион Сквер 1926, 1929)
В парикмахерской
Op. 36
Гляделся зеркало себя не узнавал…
Старушка смазанно болталась на клюке
Зал брадобрейни исчезал: утопленник в реке…
И лампион избалтывался языками света
На улице безумьем нарастал экпресс
Но темноты бессильным было veto
Продлить на перекрестках блудоспрос.
Но грохот нарастал: едва жужжа вдали,
Он манией в болезненном прогрессе
Как будто ребрами прочавкали
Стальными из-за леса…
Зубами тенькая растягивая сумки легких
Вдруг оглушал чтоб стать воспоминаньем
И голова болталась – целлулоид
Что вспыхнет при одном прикосновеньи…
1928 г. Нью-Йорк, 10 ул.
«Давно отрекались от тел сами…»
Op. 37.
Давно отрекались от тел сами
И садились на тряских коней…
Теперь мои строки диктованы рельсами
Миганьем подземных огней.
Вымыслов мачех под домных повесами
Что мчатся под городом с хрюканьем злым
В своем трехэтажьи ярясь как козлы…
Один не покорился!
Op. 38
. . . . . . . . . . . . . . .
К ручью когда на миг склоняюсь
Зрю чечевицей дни Нью-Йорка
Где массы видом изменяясь
Льют Ниагарами с пригорка
Где пароходы стаей жадой
Приникли к сиськам пристаней
Где цеппелины – тучи стадны
Подобясь скопищам людей
Где банки полны желтым блеском
Как биллионы глаз тигриц
Нет Эсесера перелесков
И нив причесанных ресниц
Где человек над человеком
Как кучер на коне сидит
Где бедный в богача опеке
Что смерти лишь не повредит!
Вздыбяся к небу в землю врос
Зараза денег – в древность троны
Теперь моленье и вопрос
Но вместо плача слышен грохот
Звездится поезд черноте
Нечеловеческий то хохот
Урчит в нью-йоркском животе.
На человека человек идет звенящей чехардой
И в этом их проходит век…
Я здесь один кто не на службе
С болезнью злой не знаю дружбы;
Средь сострадаемых калек
Нью-Йоркское столпотворенье
Не чту беднятскою душой.